Вооружение аборигенов неизменно привлекало внимание европейских мореплавателей. Не в последнюю очередь этот интерес был связан с угрозой, которую представляли воины коренного населения исследуемых земель в случае возможного столкновения с путешественниками и торговцами. Этим в какой-то мере объясняются многочисленные детальные описания оружия и боевого снаряжения, оставленные мореплавателями XVIII–XIX вв. после контактов с тлинкитами, называемыми в русских источниках “колошами” (Гринёв 1986: 104–108). Воинственные и хорошо вооруженные индейцы северо-западного побережья Северной Америки являлись для осваивающих морские пути купцов не только важными торговыми партнерами, но и опасными потенциальными противниками, готовыми при любой удобной возможности атаковать судно или высадившуюся на берег партию моряков. Реальную угрозу представляли “колоши” и для русских первооткрывателей, стремившихся обосноваться в пределах племенной территории индейцев (Гринёв 1991; Зорин 2017).

Вооружение тлинкитов XVIII–XIX вв. уже неоднократно становилось предметом изучения историков и этнографов. Разделы, посвященные вооружению коренных жителей северо-западного побережья Северной Америки, содержатся в трудах А. Краузе (Krause 1956: 172–173), Ф. де Лагуны (Laguna 1972: 367–370, 585–591), Дж. Эммонса (Emmons 1991: 337–351), А.В. Гринёва (Гринёв 1991: 66–68, 218–220). Важное значение имеют комментированные обзоры и каталоги музейных коллекций (Ратнер-Штернберг 1930: 167–191; Тлинкиты 2007: 149–198). Однако, как правило, авторы ограничивались лишь фиксацией наличия у тлинкитов того или иного оружия и описанием конкретных его образцов, изредка упоминая, что некоторые из предметов вооружения к моменту проведения полевых наблюдений уже вышли из употребления. Лишь в исследовании Андрея Вальтеровича Гринёва имеются замечания относительно изменений, произошедших в военном деле тлинкитов под влиянием контактов с европейцами (Гринёв 1991: 67, 218–219, 219–220). Проследить динамику изменений комплекса тлинкитского вооружения со второй половины XVIII до середины XIX в. и является целью данной работы.

* * *

Сообщения письменных источников, на основании которых можно восстановить традиционный комплекс вооружения тлинкитов и проследить его эволюцию в ходе общения с европейцами, следует разделить на три хронологические группы.

Первая относится к эпохе ранних контактов, к 1770 – началу 1790-х годов. Ее составляют сообщения испанских (Ф. Морель, И. де Артеага, Т. Суриа, Х. Риобо, Ф. Кирос-и-Миранда), французских (Ж.-Ф. Лаперуз), английских (Дж. Диксон, Н. Портлок, У. Бересфорд, Д. Колнетт) и русских (Г.Г. Измайлов, Д.И. Бочаров) мореплавателей.

Вторая датируется 1790–1800-ми годами, когда контакты с индейцами участились, что было связано в первую очередь с активизацией морской мехоторговли на северо-западном побережье Северной Америки и с усилиями, предпринимаемыми русскими промышленными людьми, а затем и Российско-Американской компанией по упрочению своего присутствия на землях тлинкитов. Сюда вошли свидетельства французских (Э. Маршан), английских (Дж. Ванкувер) и русских (Е. Пуртов, Д. Куликалов, А.А. Баранов, Ю.Ф. Лисянский, И.И. Баннер, М.Т. Тиханов) путешественников и коммерсантов.

Третья группа источников охватывает вторую четверть – середину XIX в., в них зафиксированы изменения, произошедшие к этому времени в комплексе вооружения аборигенов. Это свидетельства британских (Дж. Симпсон), немецких (Ф.Г. Киттлиц, А. Краузе) и русских (И. Вениаминов, Ф.Г. Киттлиц, А.П. Шабельский, Ф.П. Литке, К.Т. Хлебников, И.Г. Вознесенский) мореплавателей и исследователей.

1770 – начало 1790-х годов. Сообщения этого периода свидетельствуют о том, что в первую очередь путешественники обращали внимание на кинжалы. Так, в 1779 г. лейтенант Игнасио де Артеага, прибывший на судне “Ла Принцесса” в бухту Букарелли, отмечал, что во время торговли с индейцами приходилось быть очень бдительными, поскольку “они воровали все, что могли, особенно железо, ценимое ими более всего, ибо из него они изготовляют оружие наподобие кинжалов, имеющих форму в виде широкого штыка, каковые выглядят изделиями рук искусного мастера; они носят эти кинжалы в кожаных ножнах, висящих у них на шее” (Olson 2002: 69). Жан Франсуа Лаперуз, посетивший в 1786 г. бухту Льтуа, видел у здешних индейцев однолезвийные кинжалы:

…каждый из них [тлинкитов] имеет железный кинжал, висящий на шее, формой своей подобный крису туземцев Индостана, исключая различие в рукояти, каковая есть не более чем продолжение лезвия, закругленная и без режущей кромки. Это оружие имеет ножны из дубленой кожи и кажется наиболее ценным предметом среди их имущества. Так как мы весьма внимательно осматривали эти кинжалы, то индейцы сообщили нам знаками, что используют их только против медведей и других диких зверей (La Pèrouse 1799: 85).

Кинжалы, изготовленные из самородной меди, были зафиксированы в 1787 г. Джорджем Диксоном (Dixon 1789: 188) и его спутником, капитаном Натаниэлом Портлоком, отмечавшим наличие у тлинкитов необычного оружия с двумя клинками: “Кинжалы, кои эти люди применяют в битве, изготовлены так, чтобы ими можно было колоть с обоих концов, второй из которых имеет над рукояткой длину в три, четыре или пять дюймов и завершается острием” (Portlock 1789: 260–261). Уильям Бересфорд в 1787 г. сообщает, что среди тлинкитского оружия имеется “род короткого кинжала, каковой носится в кожаном чехле, привязанным к телу: к нему крепится кожаный ремень на конце коего имеется отверстие для среднего пальца, он дважды обматывается вокруг запястья, дабы прочно закрепить кинжал в руке, так что воин теряет свое оружие только вместе с жизнью” (Dixon 1789: 244). В 1788 г. русский купец и мореход Герасим Григорьевич Измайлов и штурман галиотa “Три Святителя” Дмитрий Иванович Бочаров, посетив Якутат, отметили, что индейцы

носят платье на наружную сторону шерстью, сделанное на подобие плаща, и то на одном только плече, под оным имеют они всегда копья на ремне через плечо с нагалищем повешенные. Копья сии с одной стороны с выпуклыми долами, а с другой наподобие ложбины; длина их бывает в две четверти аршина, в середине шириной вершка по три, к концу же и по бокам острые, которые и куют они на камне сами (Шелихов 1792: 12).

О наличии у тлинкитов копий упоминает в 1779 г. де Артеага: “…также имеют они копья с очень длинными древками и остриями средних размеров”. Он сообщает, что индейцы, вооруженные копьями, с презрением относились к огнестрельному оружию испанцев, “полагая, что оно не пригодно ни для чего, кроме произведения шума, в то время как их собственное оружие пронзает сердце и убивает” (Olson 2002: 69, 70). Испанский судовой капеллан Хуан Риобо тогда же писал, что “их копья очень хорошо сделаны, очень прямые и правильной формы; некоторые имеют наконечники до 24 дюймов в длину на очень длинном и прекрасно выделанном древке” (Там же: 91). Позднее, в 1786 г. Лаперуз также отметил среди наступательного оружия тлинкитов “копье, изготовленное из дерева, с острием, обожженным на огне или железным, в соответствии с богатством владельца” (La Pèrouse 1799: 148). Детальное описание этого оружия оставил в 1791 г. испанский художник и исследователь Томас де Суриа, лично видевший его в руках воина в Якутате: “Копье есть тяжелый шест из черного дерева, хорошо обработанный, к концу которого привязано лезвие большого ножа, какие получают они от англичан в обмен на свои шкуры” (Suría 1936: 256). В то же время Джордж Ванкувер сообщает, что “их копья около 16 футов длины имели железные острия нескольких простых форм, среди коих некоторые были зазубрены (для промысла рыбы и морского зверя. – А.З.)” (Vancouver 1798: 339). Бересфорд в 1787 г. также упоминает о наличии у тлинкитов копий: “Их оружие – копья на древке в шесть или восемь футов” (Dixon 1789: 244).

Об использовании тлинкитами каменных топоров имеется единственное упоминание. В записках де Суриа находим: “Топор – из черного камня, размера, формы и заостренности наших железных топоров. Они крепят его к прочной палке и используют как на войне, так и для других нужд” (Suría 1936: 256).

Путешественники конца XVIII в. регулярно упоминают лук и стрелы как обычное оружие тлинкитских воинов. По словам Лаперуза, “стрелы обыкновенно имеют медные острия, но луки не представляют ничего особенного и много слабее, нежели у многих иных наций” (La Pèrouse 1799: 148). “Они вешают catucas [колчаны] и перекидывают луки через плечо, позади которого и висит колчан”, – отмечает де Суриа (Suría 1936: 256). Риобо в 1779 г. пишет, что тлинкитские стрелы “превосходно сделаны, некоторые из них имеют наконечники из кремня, некоторые из кости, но у большинства острия из меди и железа, причем очень острые” (Olson 2002: 90).

Постоянный интерес у мореплавателей вызывали тлинкитские боевые доспехи. Испанский путешественник дон Франсиско Антонио Морель, посетивший залив Букарелли в 1779 г., писал:

На войне эти индейцы носят кирасы и наплечники, сделанные наподобие корсетов из китового уса у европейских дам. Основу их формируют очень узкие деревянные планки, скрепленные нитью так, что в целом они весьма эластичны и предоставляют рукам определенную свободу для действий оружием. Вокруг шеи они носят латный воротник, покрывающий их лицо до самых глаз; голову их защищает шлем, подобный испанскому мориону, изготовляемый обычно в виде головы некоего свирепого зверя. От пояса и до ног они носят некий род передника из такого же материала, что и их кирасы. И, наконец, они имеют превосходную шкуру, свешивающуюся со спины почти до щиколоток в виде накидки, коя защищает их от стрел. Доспехи сии непроницаемы для стрел врага, но с таким бременем они не могут менять свои позиции с тою же легкостью, как если бы были менее нагружены (Там же: 109).

Другое подробное описание бойца в полном вооружении дал в 1791 г. де Суриа:

Сражающиеся индейцы надевают все свое вооружение: нагрудник, спинные латы, шлем с забралом или тем, что выполняет его роль. Грудные и спинные доспехи есть род кольчуги из досок в два пальца толщиной, соединенных шнуром, который переплетает их как спереди, так и изнутри, равно соединяя их. В этих точках соединения нить берет противоположное направление; получается чехол, который не может пробить стрела даже здесь, а тем более в толстых частях досок. Этот нагрудник привязывается изнанкой к телу. Они носят передник или броню от талии до колен, того же самого рода, который может мешать им ходить. Тем же самым материалом они покрывают себе руки от плеча к локтю, а на ногах носят некие ноговицы, достигающие середины бедра, шерстью внутрь. Шлемы они изготовляют различных форм; обычно это кусок дерева, крупный и толстый, столь большой, что когда я надел один такой, то весил он так же, как если бы был из железа... чтобы прикрыть лицо они опускают от шлема кусок дерева, который окружает его и висит на неких кожаных подвязках, соединяясь с другими, одна из которых идет вверх из-под подбородка. Они соединяются у носа, оставляя в месте стыковки смотровую щель. Примечательно, что перед тем, как одеть свои доспехи, они облачаются в платье, подобное женскому, но тяжелее и толще, особо обработанное. Они сжимают в руках короткое копье, нож и топор. Таково снаряжение воина (Suría 1936: 255–256).

Следует отметить, что ни среди сохранившихся этнографических коллекций, ни в более поздних описаниях нет данных об упоминаемых здесь наборных деревянных “передниках”. Единственное их изображение – рисунок де Суриа. Вероятно, эта часть защитного снаряжения вышла из употребления уже к исходу XVIII в.

О применении панцирей и наручей есть запись в дневнике лейтенанта Фернандо Кироса-и-Миранды, посетившего залив Букарелли в 1779 г.: “…их защитным снаряжением являются куртки из дощечек, переплетенных нитью, кои защищают их с головы до пят… они имеют еще овальные щитки, изготовленные из тех же самых маленьких палочек, чтобы прикрывать обе руки” (Olson 2002: 161). Лаперуз видел в бухте Льтуа в 1786 г. оригинальный головной убор из медвежьей шкуры, прикрепленной поверх деревянной ермолки (La Pèrouse 1799: 139).

Бересфорд, побывавший на северо-западном побережье Северной Америки в 1787 г., обратил внимание на кожаные доспехи тлинкитов Ситки и Якутата: “…они имеют специально для войны большие куртки, сделанные из лосиной кожи, дубленой и согнутой вдвое, а иногда и втрое” (Dixon 1789: 244). А Джеймс Колнетт попытался найти в увиденном близкие британскому взгляду аналогии. По его словам, тлинкиты носят “деревянные корсеты и кожаные куртки, кои пошиты подобно сюртукам возчиков и достаточно толсты, чтобы защитить их тела от копий и стрел; они весьма уверены в своей безопасности, когда облачены в оные; трудно сказать, из [кожи] каких животных делают они сии доспехи” (Emmons 1991: 345).

В сообщениях о защитном вооружении особняком стоит упоминание щитов, обнаруженное в дневниках испанского лейтенанта де Артеаги. Он описывает, как в заливе Букарелли в 1779 г. враждебно настроенные тлинкиты “делали угрожающие движения своими копьями, стуча ими по своим кожаным щитам, а потом издали свирепый клич и принялись распределять между собой стрелы, взятые из ящиков, находившихся в каноэ” (Olson 2002: 70). В другом случае он описывает поднявшихся на борт судна индейцев в тяжелом вооружении. Помимо нагрудников, шлемов и “прекрасных кожаных курток” на них были защитные доспехи наподобие “щитов из дерева” (Там же: 74).

Таким образом, наблюдатели 1770 – начала 1790-х годов отмечают наличие у тлинкитов кинжалов (как с одним, так и с двумя клинками), копий, топоров, луков и стрел, кожаных и деревянных доспехов (в т.ч. шлемов, кирас, наручей, поножей) – при этом сообщается, что эти два вида доспехов могут носиться одновременно. Упоминаются также кожаные и деревянные щиты, но нет никаких свидетельств о применении огнестрельного оружия.

1790–1800-е годы. На рубеже XVIII–XIX вв. состав вооружения тлинкитов начинает постепенно меняться. Путешественники по-прежнему фиксируют широкое использование индейцами боевых кинжалов. Так, Этьен Маршан, побывавший на Ситке в 1791 г., отмечает:

Тхинкитанеины (Les Tchinkîtânéens) все вооружены металлическими обоюдоострыми кинжалами 15 или 16 дюймов длиной, от двух с половиной до трех шириной, завершающимися острием, – это оружие они наиболее тщательно хранят и с удовольствием чистят и полируют: гренадер не более гордится своей саблей, чем тхинкитанеин своим кинжалом; он носит его на заплечном ремне в кожаных ножнах и никогда не бывает без него, ни днем, ни ночью. С этим оружием, которое никогда не должно быть обращено против ближнего своего, он сражается подчас врукопашную с медведем, вспарывая оному брюхо, когда разъяренный зверь готов удушить его своими лапами (Marchand 1798: 255–256).

По мнению французского путешественника, это оружие первоначально изготавливалось из твердых пород дерева. Это мнение явно ошибочно, поскольку известны ранние образцы каменных и медных кинжалов. Ванкувер в 1793 г. также не обходит своим вниманием кинжалы: “…каждый человек был снабжен железным кинжалом, свисавшем с шеи в кожаных ножнах, каковой предназначался, вероятно, для применения в ближнем бою” (Vancouver 1798: 339).

Кинжалы было легко спрятать под накидками, и поэтому не случайно Александр Андреевич Баранов, первый Главный правитель русских поселений в Северной Америке, в 1801 г. рекомендует начальнику Михайловской крепости на Ситке Василию Георгиевичу Медведникову “иметь неприметное им [тлинкитам] примечание, нет ли… при них под одеждою скрытых копий [кинжалов]” (К истории 1957: 97). В своем описании “колюжских народов” правитель Кадьякской конторы Иван Иванович Баннер в 1803 г. сообщает, что видел, как тлинкиты, начиная военную пляску, брали “каждый в руки по смертоносному орудию, состоящему из копий ручных двоеконечных, а некоторые употребляют лук со стрелою” (Там же: 129).

Реже становятся упоминания о копьях и луках, вид которых также постепенно меняется. Так, Маршан сообщает:

…их пики, кли, несомненно, имели первоначально острия из заточенного твердого камня или рыбьей кости, ныне снабжены железными наконечниками европейского производства. Копья их, прежняя форма коих неизвестна, состоят ныне из двух частей: древка длиной около 15 или 18 футов и железного острия, каковое ничуть не уступает парадным алебардам швейцарцев (Marchand 1798: 256).

Ванкувер в 1793 г. отмечал, что “их луки добротны, а стрелы, коими они снабжены в изобилии, выглядят грубо, но имеют острия из кости и железа” (Vancouver 1798: 339). Копья применялись тлинкитами и в 1804 г. во время битвы при Ситке против сил Александра Андреевича Баранова и Юрия Федоровича Лисянского. Во время штурма индейской крепости тлинкиты предприняли вылазку, “убит был другой матрос, которого варвары подняли на копья” (Лисянский 1812: 24).

К этому же времени относятся первые упоминания о применении тлинкитами огнестрельного оружия. Если при нападении на партию Баранова в 1792 г. воины Якутата его еще не применяли, то уже в 1794 г., согласно рапорту Егора Пуртова и Демида Куликалова, у них было “множество… ружей, а снарядов, как то пороху и свинцу сколко есть неизвестно” (Тихменев 1863: 65). В 1794 г. лейтенант Уайдби столкнулся с военным отрядом чилкатцев в Линн-Кэнэл. Индейские воины “были хорошо снабжены не только копьями, но и семью мушкетами и несколькими медными мушкетонами в самом превосходном состоянии Наряду с упомянутым оружием, каждый мужчина был снабжен коротким удобным кинжалом, весьма удачно привязанным к запястью” (Vancouver 1798: 252). В мае 1802 г. во время нападения на промысловую партию Ивана Александровича Кускова, основателя и коменданта Форта-Росс в Калифорнии, тлинкиты были вооружены “обыкновенными ружьями, мушкатантами и копьями на длинных ратовьях”, причем Кусков отмечал, что за год количество огнестрельного оружия у индейцев возросло не менее чем вполовину, а то и на две трети (К истории 1957: 108, 109). Лисянский в 1804 г. сообщает, что тлинкиты “уже с некоторого времени употребляют огнестрельное оружие и имеют даже небольшие пушки, которые покупают они у приезжающих к ним жителей Американских Областей; что же касается до прежнего их вооружения, копий и стрел, то редко оное теперь здесь видеть можно” (Лисянский 1812: 145).

Примечательно использование тлинкитами стреляющих дробью мушкетонов, с действием которых они, несомненно, познакомились во время нападений на суда морских торговцев. Так, Уильям Стёрджис писал в 1799 г.:

Чтобы внушить им страх, самым лучшим будет держать постоянно на реях вооруженных людей. Мы обнаружили, что это – самая лучшая вещь для того, чтобы они знали, что жизнь их в нашем распоряжении и малейшая дерзость с их стороны будет немедленно караться смертью. Один человек, сидящий вверху на корабельной рее, наводит на них ужас, так как им известно, что он со своим мушкетоном посеет среди них большее опустошение, чем то смогут сделать 20 из них самих внизу на палубе. Одного вполне достаточно, чтобы держать их в порядке, так как если он находится в таком положении, когда они приближаются к судну, то их всех можно постоянно держать в поле зрения, а они не сводят с него глаз все то время, пока стоят у борта, взирая вверх, подобно ханжам или проповедникам. Но если послать человека наверх в тот момент, когда они начинают беспорядки, то они поспешно отгребут прочь и не возвратятся до тех пор, пока не решат, что вы забыли их оскорбления (Sturgis 1978: 80).

Следует отметить, что если первоначально огнестрельного оружия у индейцев было немного и оно использовалось, скорее, для того чтобы подчеркнуть высокий престиж своего владельца, то спустя короткое время, с развитием морской мехоторговли приток стрелкового оружия и легких пушек резко возрос. В первую очередь это коснулось южных племен северо-западного побережья Северной Америки (Зорин 2016б: 27). В 1792 г. клэйукотский вождь Викканинниш имел в своем распоряжении 400 воинов с ружьями, а в 1803 г. вождь нутка Макуинна раздал на потлаче 200 мушкетов и 7 бочонков пороха (Fisher 1976: 7). В 1805 г. знаменитый вождь киксади Катлиан, по словам Лисянского, считавшийся “самым искусным стрелком” на Ситке, всегда держал при себе “до двадцати хороших ружей” (Лисянский 1812: 129).

Значительный интерес представляет использование тлинкитами артиллерии. Еще в 1802 г. Кусков сообщал Баранову, что тлинкиты, готовясь к нападению на русских, активно запасаются огнестрельным оружием и “стыкинский тойон доставил множество пороха, свинца и прочих снарядов, и сколько-то больших пушек раздавал каждому из тойонов” (К истории 1957: 119). В октябре 1804 г. Лисянский с некоторым удивлением отмечал, что ситкинские тлинкиты, осажденные в своей крепости, отвечали на огонь его пушек из своих орудий: “2-го числа поутру неприятель… производил пушечную пальбу по нашим судам, но не причинил ни малейшего вреда” (Лисянский 1812: 24). Расспрашивая индейцев во время переговоров, русские старались узнать, много ли в крепости “пороху, ружей и пушек”, а тлинкиты в момент перемирия выходили из-за стен “на берег для подбирания наших пушечных ядер” (Там же: 26). В итоге, после того как тлинкиты покинули крепость, там было обнаружено около 100 русских пушечных ядер и “две оставленные неприятелем небольшие пушки” (Там же: 30–31).

В этот период продолжают использоваться деревянные и кожаные доспехи. В 1792 г. в результате столкновения Баранова с якутатцами в руки русских попало несколько комплектов боевых доспехов. В письме от 18 ноября 1794 г. русский мореход и купец Григорий Иванович Шелихов сообщал иркутскому генерал-губернатору Ивану Алферьевичу Пилю, что вместе с донесением “прислал Баранов ко мне одно вышеупомянутое воинское одеяние, а другое при своем рапорте препроводил в Охотское начальство” (РО 1948: 360). К сожалению, эти доспехи не сохранились, но в собрании Кунсткамеры находится кираса, доставленная в Россию Лисянским, который получил ее в подарок от Баранова в сентябре 1804 г. Как и другие подобные образцы, этот панцирь состоит из двух половинок, скрепленных друг с другом кожаными ремешками. Нагрудная часть набрана из 10 планок и 16 палочек, а наспинная из 13 и 16 соответственно. Ширина планок составляет 4 см. Четыре центральные планки длиннее прочих и образуют внизу V-образный выступ для защиты гениталий. По боковым краям нагрудника находятся секции из четырех круглых палочек той же длины, что и планки. К верхнему краю нагрудника при помощи кожаной полосы крепится подвижный щиток из восьми планок, а к задней части панциря – такой же щиток из девяти планок. И дощечки, и палочки плотно оплетены жильными нитками, скрепляющими их между собой. В центре лицевой части панциря помещено изображение волка, а в середине спинной части – во́рона. Обе половинки кирасы соединены поперечно продетыми ремешками и наплечными лямками, которые крепятся к верхнему краю щитков и застегиваются при помощи кляпа – круглой в сечении деревянной палочки (Ратнер-Штернберг 1930: 175; Тлинкиты 2007: 182).

Исследователи по-прежнему отмечают использование в этот период тлинкитами многослойных боевых плащей, подобных тому, что был изображен на рисунке Михаила Тихоновича Тиханова, участвовавшего в кругосветном плавании на шлюпе “Камчатка” в 1817–1819 годах. Боевой плащ изготовлен из согнутой пополам шкуры, сбоку в нем прорезано отверстие для левой руки, верхние края скреплены крупными продолговатыми деревянными пуговицами, а посередине оставлено отверстие для головы. Внешняя поверхность плаща расписана тотемными символами, кромка правой стороны украшена бахромой (Зорин 2016б: 32).

В современных музейных собраниях образцов такого рода нет. Все сохранившиеся до наших дней кожаные доспехи северо-западного побережья Северной Америки гораздо короче. Например, в собрании Кунсткамеры есть боевая однорукавная рубаха (№ 211-21) длиной 100 см и безрукавка (№ 2454-10) длиной 102 см (Тлинкиты 2007: 178–179). В других музейных коллекциях имеются и более короткие образцы – до 70 см (Hough 1893: 642). Это вызывало определенное недоверие к изображению Тиханова в исследовательских кругах. Однако, судя по всему, художнику удалось зафиксировать ранний тип доспехов, вышедший затем из употребления. В пользу существования такого рода защиты свидетельствуют данные фольклора, а также сохранившиеся экземпляры, использовавшиеся другими индейскими племенами. Так, например, кожаные двуслойные доспехи длиной до лодыжек зафиксированы у калифорнийского племени хупа (при этом внутренний слой достигает только колен) (Stone 1999: 68). Боевое “платье, подобное женскому, но тяжелее и толще, особо обработанное”, ранее упоминалось де Суриа в его описании снаряжения тлинкитского воина (Suría 1936: 256). И, наконец, подобные, но более тяжелые доспехи фигурируют в исторических преданиях талтанов. В описании сражения между талтанами и чилкотинами рассказывается, что герой облачился в “песта – безрукавый, туникообразный панцирь из лосиной кожи, покрытый клееным слоем песка и гравия. Облаченный в такую броню, он вышел и начал яростно отстреливаться от врагов. Он стрелял, пока не иссяк запас стрел, пока не упал, пронзенный стрелой, прятавшийся между ног отца, его маленький сын” (Шишелов 2019: 125–126).

Подобное боевое облачение описывал и Ванкувер в 1793 г.:

Их боевое облачение состоит из сложенных вдвое, втрое или даже более раз наиболее крепких шкур сухопутных животных, какие они только могут добыть. В центре имеется отверстие, позволяющее просунуть туда голову и левую руку; носится оно поверх правого плеча и под левой рукой. Левая сторона облачения сшита, но правая остается открытой; тело, однако, вполне сносно защищено и обеими руками можно действовать свободно. Ради большей безопасности на часть, прикрывающую грудь, они иногда крепят изнутри тонкие деревянные дощечки; все это в целом представляется хорошо продуманным и, несомненно, отвечает потребностям защиты от туземного оружия (Vancouver 1798: 339).

В 1792 г. Баранов был весьма впечатлен доспехами якутатских воинов, атаковавших его стоянку, “ибо одеты они были в три и четыре ряда деревянными и плетенными куяками и сверху еще прикрывались лосиными претолстыми плащами, а на головах [имели] со изображением лиц разных чудовищ претолстыя шишаки, коих никакие ни пули, ни картечи наши не пробивали” (Тихменев 1863: 37). Вероятно, тут описывается комбинированный доспех, когда поверх деревянной кирасы набрасывался кожаный лосиный “плащ” (стоит, правда, отметить, что в бою все же погибло не менее дюжины воинов). Кроме того, под влиянием контактов с морскими торговцами кожаные доспехи в начале XIX в. подверглись усовершенствованию. Лисянский сообщает, что “военные их наряды состоят из толстых лосинных вдвое согнутых кож, которые застегиваются напереди шеи, или полукафтанья (куяка) с железными полосами, пришитыми одна подле другой поперег груди, дабы пулею не можно было пробить. Сии последние привозятся ныне на судах Американских областей и меняются на бобров” (Лисянский 1812: 143). О шлемах Лисянский пишет, что “личины сии… представляют головы животных, птиц или каких-либо чудовищ. Все они так толсты, что пулею на большом расстоянии пробить их не можно” (Там же: 11).

Таким образом, в 1790–1810-х годах свое место в комплексе тлинкитского вооружения по-прежнему сохраняют кинжалы, копья, луки и стрелы, кожаные и деревянные доспехи (иногда надеваемые одновременно). Для укрепления кожаных доспехов начинает использоваться железо. Упоминания о щитах и топорах исчезают, зато все чаще появляются сообщения об огнестрельном оружии у индейцев, причем не только о ружьях, но даже о пушках.

Вторая четверть – середина XIX в. В этот период наметившиеся ранее в тлинкитском комплексе вооружения изменения получили дальнейшее развитие.

Наиболее часто, как и прежде, упоминаются боевые кинжалы. Даже в 1862 г. барон Фридрих Генрих фон Киттлиц, немецкий орнитолог, путешественник, художник, сообщает:

Это оружие вероятно одним свойственно колошам. Оно состоит из двух прямых широких обоюдоострых лезвий неодинаковой длины, из хорошо закаленной стали. Эти два клинка соединены между собой деревянной ручкою, оправленной медью Такое оружие должно действовать страшно, потому что им можно ранить по всем направлениям (Киттлиц 1862: 35).

В 1870 г. на основе своих более ранних наблюдений Георг Адольф Эрман сообщает:

Они около полутора футов в длину и от четырех до пяти дюймов в ширину, сужаясь к острию. Некоторые имеют форму сабли с изогнутым лезвием, а иные прямые и обоюдоострые, как древнеримские мечи. Выше узкой рукояти имеется деревянное навершие, часто вырезанное в форме птичьей головы или чего-то подобного, или же второй, меньший клинок (цит. по: Krause 1956: 172).

Посещавший тлинкитов в 1881–1882 гг. немецкий этнограф Аурель Краузе отмечал, что их луки и стрелы являются уже не более чем детскими игрушками,

[а] кинжал есть единственное старинное оружие, сохранившееся в употреблении. Форма его не всегда одинакова. Иногда он имеет два острия, причем верхнее всего в четверть от длины нижнего. Оба лезвия помещаются в кожаные ножны, носимые вокруг шеи на кожаном ремне. Рукоятка также обматывается кожаным ремешком, длинный конец коего… в бою оборачивается вокруг руки (Там же).

Сведения о применении в бою копий сохранились в устных тлинкитских преданиях. Согласно им копья использовались, по крайней мере, вплоть до середины XIX в. Описывая события 1852 г., якутатское предание повествует, что герой Дахкуваден вынужден был обрезать древко, чтобы напасть на врагов внутри дома:

Его дедушка помогал ему. Он имел тсагал – копье – вот такой длины (рассказчик растянул обе руки). Древко было из чего-то наподобие красного дерева. Такого нет на Аляске. Его выбросило морем на берег. Какой-то удачливый человек отыскал его там. Из него делали лук и стрелы. Из него сделали и древко для копья. Он [Дахкуваден] постоянно тренировался Но в помещении оно [копье] было слишком длинно. Он обрезал его, и оно стало вот такой длины [от пальцев одной вытянутой руки до локтя другой, около 4 футов]… Дедушка сказал ему: “Оно слишком коротко. Ты погибнешь прежде, чем отомстишь”. Но храбрец отвечал: “Нет, оно в самый раз” (Laguna 1972: 282).

Наиболее позднее упоминание о боевом применении копий относится к 1874 г. Оно содержится в газетной публикации, сообщающей о вооруженном столкновении между тлинкитами на Ситке. Очевидец, наблюдавший схватку с борта корабля, говорит, что “ситкинские индейцы уже три дня сражаются между собой В бою они применяют преимущественно ножи и копья” (Indian War in Sitka 1874).

Однако основой боевой мощи индейцев-тлинкитов окончательно становится огнестрельное оружие. Теперь оно используется повсеместно и массированно. Американский исследователь Робин Фишер отмечает, что “обладание большим количеством огнестрельного оружия должно было показать врагам в равной степени богатство и могущество данной индейской группы. Этого можно было добиться демонстрацией и раздачей ружей или же, в случае конфликта, пальбой, даже если в результате никто и не пострадал” (Fisher 1976: 18). Подобную демонстрацию огневой мощи в 1852 г. регулярно проводили ситкинские тлинкиты, опасавшиеся мщения своих врагов из стахинского клана нанъяайи. Главный правитель колоний в 1850–1853 гг. Николай Яковлевич Розенберг писал, что “после убиения стахинцев наши колоши находятся в безпрерывном волнении, часто по ночам им чудится, что стахинцы подходят к ним, и тогда начинается у них пальба из ружей в тундру” (РАК 2010: 236).

В этот период обладание огнестрельным оружием становится для тлинкитов необходимым условием успешного ведения войны. Весной 1831 г. ситкинские и чилкатские тлинкиты встретились с главным правителем колоний Фердинандом Петровичем Врангелем и заявили,

что Стахинцы и в соседстве их живущие Колоши, получая за дешевую цену в большом количестве все военные снаряды с Американских судов, чванятся пред Ситхинскими Колошами и сделались столь сильными, что сии последние ныне им противустоять не могут: таковое унижение они вменяют в вину Русским, которые допущая прочим нациям продавать в проливах порох, свинец и ружья, не снабжают только тех Колош, которые почитают себя Союзными России (цит. по: Гринёв 1991: 268).

Таким образом, индейцы возложили вину за свою неудачу на русских, которые отказывались снабжать их боеприпасами (Зорин 2016б).

По наблюдениям морского офицера Павла Николаевича Головина, в 1860 г. тлинкиты на Ситке ходили “всегда вооруженные ножами, часто револьверами и ружьями, которыми их снабжают под рукой англичане и американцы” (Головин 1863: 181). Тогда же он был свидетелем ссоры между индейцами, которая едва не привела к настоящему сражению: “…в несколько минут колоши обеих партий успели намазать себе морды красною краскою, означающей намерение сражаться, надели замшевые и деревянные латы, вооружились винтовками и револьверами и окончательно готовились истреблять друг друга прямо под носом у русских” (Там же: 289). Во время другой ссоры, произошедшей между ситкинцами и якутатцами, в схватке использовались ружья, револьверы и ножи, а одному человеку “проткнули копьем брюхо, так что внутренности вышли вон” (Там же: 290). Наблюдения Головина наглядно демонстрируют, что, несмотря на повсеместное распространение ружей и даже револьверов, тлинкиты упорно сохраняют элементы традиционного вооружения. Описывая военные приготовления ситкинских тлинкитов, служащий Российско-Американской компании Кирилл Тимофеевич Хлебников отмечает:

Перед нападением одеваются в латы из дерева, переплетенные плотно китовой жилой, которые закрывают грудь и спину. На лица надевают маски деревянные, на которых вырезаны личины зверей или других животных в виде, более устрашающем; поверх масок надевают на головы толстые деревянные шапки с подобными же изображениями, и все эти уборы привязывают один к другому ремнями, оставляя место для глаз и ушей (Хлебников 1985: 84).

В 1826 г. Ахиллес Павлович Шабельский, секретарь русской миссии в Филадельфии (в 1824–1826 гг.), упоминает, что воины “дабы внушить неприятелю больше ужаса… надевают на головы черепа или шлемы со знаком своего поколения” (Schabelski 1826: 71). В 1842 г. Джордж Симпсон, один из директоров Компании Гудзонова залива, ставший очевидцем столкновения между тлинкитами на Ситке, отмечал, что “воины были облачены в доспехи – кожаные безрукавки и деревянные кирасы, кои опускаясь до колен, защищали тело против копий, но не против пуль” (Simpson 1847: 205).

По-прежнему деревянные доспехи могли носиться в сочетании с кожаными. Кожаные рубахи-безрукавки из одного или нескольких слоев шкур морского льва, лося или карибу достигали бедра, а иногда спускались и ниже колен. Подобная безрукавка была, например, приобретена на Ситке в 1840 г. Ильей Гавриловичем Вознесенским, известным исследователем Русской Америки: «…кожаный панцырь или боевая туника, сделанный из кожи сохатого (Cervus Aloes); называется по туземному “сан-кет”; спереди панцирь украшен символической росписью» (Тлинкиты 2007: 179). На лицевой стороне этой боевой рубахи длиной 102 см и шириной 70 см помещены изображения ворона и ястреба.

Технология изготовления деревянных доспехов не изменилась по крайней мере с конца XVIII в., о чем свидетельствует облик панцирей, полученных от тлинкитов как в 1804 г., в 1820-х годах, так и в 1840-х годах (Ратнер-Штернберг 1930: 173–174; Тлинкиты 2007: 183). Вместо деревянных планок при изготовлении кирасы могли использоваться деревянные палочки. Экземпляр, описанный морским офицером Альбертом Паркером Ниблаком, состоял из “74 палочек твердого дерева длиной около 2 футов, переплетенных между собой поочередно темной и белой бечевками. Нить эта иногда была одинарной, а иногда двойной, оплетая по две палочки сверху и снизу” (Niblack 1890: 269). Этот панцирь по своей конструкции напоминает доспехи эскимосов.

Интересно отметить, что консерватизм в отношении деревянных панцирей сочетался у тлинкитов с постоянным совершенствованием кожаных доспехов. Для изготовления защитного снаряжения начинают использоваться нетрадиционные материалы, которые стали доступны в результате тесных связей с европейцами. Например, в 1870 г. на Ситке были приобретены два своеобразных трехслойных кожаных “жилета”, обшитых вертикальными рядами медных матросских пуговиц и китайских монет. Кроме того, к ним были пришиты воротники из дубленой кожи. (Emmons 1991: 344; Keepers 1993: 138). А в 1890 г. у тлинкитов селения Киллисну (о. Адмиралтейства) миссионером Георгием Чудновским была приобретена “из толстой кожи тоёнская однорукавная одежда, которую употребляли еще не так давно в междоусобной войне” (Тлинкиты 2007: 178). Эта боевая рубаха была изготовлена из лосиной кожи, украшена бахромой, имела один рукав для левой руки и высокий кожаный воротник. Длина ее достигала 100 см, а ширина 65 см.

Таким образом, в 1820–1860-е годы в описаниях тлинкитского оружия неизменно присутствуют кинжалы, деревянные и кожаные доспехи (фиксируется распространение новых разновидностей кожаных панцирей). Наряду с этим растет использование огнестрельного оружия, повышается его важность – и все это на фоне практически полного отсутствия упоминаний о луках, стрелах, топорах и копьях.

* * *

Дополнить и скорректировать сведения рассмотренных письменных источников позволяет привлечение более поздних этнографических данных. Так, например, уже на рубеже ХХ в. архимандрит Анатолий (Каменский) упоминает, что среди старинного боевого снаряжения тлинкитов имелся не только панцирь, но и щит (что подтверждает более ранние наблюдения Риобо): “…боевое вооружение индейца было таково: одежда, сделанная из толстой кожи и туго обхватывающая все тело, и короткий панцирь, связанный искусно из древесных корней. Из этого же материала и рыбьих жил делался небольшой круглой формы щит” (архимандрит Анатолий 1906: 5). Косвенно существование щитов у тлинкитов подтверждается сведениями об использовании щитов эяками. Но при этом исследователи отмечают, что “описание эякского щита не вполне ясно, но, по всей видимости, он отличался от обычного круглого щита Равнин. Говоря в целом, щит не играл важной роли на северо-западе Североамериканского континента, где его место занимали в большинстве случаев наборные или кожаные доспехи” (Birket-Smith, Laguna 1938: 466). Вероятно, боевое использование кожаных щитов у тлинкитов прекратилось уже к началу XIX в., однако воспоминания о них дожили до века ХХ, когда их и зафиксировал о. Анатолий.

Этнографические данные свидетельствуют о том, что помимо деревянных шлемов тлинкиты использовали еще один вид военных головных уборов – так наз. медвежьи уши (xuts gangúś). Их носили воины, демонстрирующие свою отвагу перед лицом опасности. Именно “медвежьи уши” надел Дахкуваден, отправляясь мстить врагам своего клана и не рассчитывая вернуться домой живым. Первоначально такого рода головные уборы действительно изготавливались из медвежьей шкуры, но позднее для них стали применяться и другие материалы. Так, экземпляр, описанный Фредерикой де Лагуной, был изготовлен из выделанной кожи морского льва и украшен деревянными дисками в красную и зеленую полоску. Между “ушами” был укреплен пучок белых перьев и пуха, взятых с орлиной шеи. Сходный головной убор шаманов назывался “уши Солнца” (Laguna 1972: 591; Emmons 1991: 380).

Отличительным знаком знатных воинов могла быть повязка через правое плечо. Тлинкитская легенда, описывая нападение на Михайловскую крепость, сообщает: “Прежде, чем выступить, аристократы, сыны кагвантанов, чтобы выделиться, надели кушаки из красной фланели. Тлинкиты называют это koogéinaa. Все эти воины, знатные предводители, надели их” (Dauenhauer et al. 2008: 160–161). Подобные перевязи носились также и во время различных общественных и религиозных церемоний.

Этнографические материалы подтверждают также использование тлинкитами палиц (xúś), о которых молчат письменные источники. Этот вид оружия изготовлялся из дерева, камня, кости и меди. Применялись палицы сравнительно редко. Уже в начале XIX в. они перешли в разряд родовых реликвий. Джон Торнтон Эммонс сообщает, что “два очень редких каменных образчика были найдены в старинном чилкатском селении Клакван… Навершия были вырезаны в форме ворона с остроконечным выдающимся вперед клювом. Между ним и короткой рукоятью имелось широкое [ударное] лезвие. Такие палицы, как говорят, являлись собственностью вождей и скрытно носились ими под одеялами, применяясь не столько на войне, сколько при внезапных нападениях на их личных врагов” (Emmons 1991: 338). Распространен был и тип палиц в виде кирки, где длинное, узкое, хорошо отполированное и слегка изогнутое ударное каменное острие длиной около 40 см вставлялось в деревянную рукоять. Такие палицы (так наз. slave-killer, по-тлинкитски két’u), по мнению Эммонса, являлись церемониальным оружием вождей для ритуального убийства рабов (Там же: 338). Известны “боевые кирки” с ударным острием из рога, имеющие аналоги в культуре атапасков-набесна (верхние танана) (Зорин 2016б: 21). Согласно тлинкитским преданиям, шаманы применяли палицы для убийства выдр, от которых получали свою магическую силу, а также использовали их в сражениях со злыми духами (Laguna 1972: 588–589).

В коллекции, собранной де Лагуной в Якутате, оказался необычный образец ударного оружия – “размозжающий [голову] камень” (qayá gwałá). Это был действительно обычный камень с выемками для пальцев, о котором говорили: “…это такая штука, чтобы ударить кого-нибудь в лицо” (Laguna 1972: 589).

В тлинкитских этнографических коллекциях есть также каменные навершия с желобками посередине, заостренные с обоих концов и уплощенные с боков. Помимо них, по свидетельствам стариков, на войне могли использоваться и каменные молотки для работы по дереву, одна сторона которых вырезалась в форме головы животного.

Кроме металлических кинжалов, о которых регулярно упоминается в письменных источниках, у тлинкитов бытовали и более древние каменные ножи. Эммонс пишет:

Я приобрел два каменных ножа такого типа. Один из сланца, небольшой, с двумя лезвиями, был получен от старого чилкатского шамана в Клакване и высоко ценился туземцами из-за своей древности. Более крупный экземпляр, более представительный по форме и пропорциям был выкопан на месте старого дома в Ангуне на о. Адмиралтейства. Медь, а потом железо заменили камень (Emmons 1991: 342).

Опираясь на собрания предметов Эммонса, описывает каменные кинжалы и Ниблак:

[Один] имеет лезвие из камня и рукоять из дерева, покрытую тотемными изображениями. Другой кинжал из жадеита или нефрита… представляет собой длинную призму квадратного сечения с остриями на обоих концах, со стороной примерно в три четверти дюйма и рукоятью примерно в трети расстояния от одного из концов (Niblack 1890: 284–285).

В этнографических коллекциях хранится два вида кинжалов (они упоминаются и в письменных источниках): двуклинковые и одноклинковые. Последние, именуемые “гватла” (от gwaa – “ударить”), имеют тотемное навершие, вырезанное из кости, рога или дерева. Такого рода оружие считалось ценным родовым имуществом и хранилось в особых деревянных ларцах. Иногда говорится, что такие кинжалы появились позднее двуклинковых, однако следует отметить, что одноклинковые кинжалы упоминаются уже в записках мореплавателей 1770–1780-х годов.

К своеобразному переходному типу принадлежит экземпляр, приобретенный Лисянским в 1804 г., где навершие одновременно является вторым клинком. Этот кинжал представляет собой

длинный клинок, выпуклый с 3 продольными суживающимися к концу бороздками на верхней поверхности и соответственно вогнутый на нижней поверхности. Основание переходит в перехват-ручку, обернутую кожей и поверх красной фланелью Ручка переходит в короткий клинок, представляющий антропоморфное лицо Лезвием этого короткого клинка служит округленный острый край лобной части лица (Ратнер-Штернберг 1930: 184–185).

Говоря о военном деле тлинкитов, нельзя обойти молчанием активное использование ими продуманных фортификационных сооружений. Как правило, индейские крепости представляли собой специальные убежища из нескольких жилых домов, обнесенных мощным частоколом. Их возводили в удобных для обороны местах (речные обрывы, скалы, утесы) и использовали лишь в случае военной опасности (Зорин 2016а: 55–69). При этом, следует отметить, что в строительстве укреплений тлинкитам был характерен стойкий консерватизм. Облик типичной крепости индейцев северо-западного побережья Северной Америки детально зафиксировал еще Егор Пуртов в июне 1793 г.:

20-го числа июня достигли [мы] до немалой реки величиною с Охоту… и пустились въверх по реке ехав примерно верст 20-ть или 25-ть усмотрели настоящее тово народа жило в лучшем порядке каково еще в здешнем краю видеть не случалось устроенное селение в мысу – одной стороны той реки где она в широте примерно ста тритцати или ста петидесяти сажен и глубока а с прочих с одной стороны также речка а с последних ров иль глубокая лощина четыре юрты стоят на береге в линию немалые длиною и шириною каждая от 5-ти и до 6-ти а высоты от 3-х и 4-х сажен крыты и установлены со всех сторон гладко тесаными листвинишными и еловыми досками длиною от ½ до 5-ти сажен широтою от 3-х и до 6-ти четвертей а толстотою от 1 до 1½ вершков внутри оныя множество теплых жупанов или камор отделаны досками и раскрашены разными красками с особливым редким между таковыми дикими народами искуством между всеми оными юртами сообщение как и в реку для воды на случай осады устроены подземным ходом все же оное их строение к наивящему удивлению обнесено стоячим тыном высотою в опасных местах в 4-ре а в некоторых в 2 и в 3 сажени в растоянии от построеных жилищ в 3-х и 4-х саженях и в одном толко в сажень где уские ворота для проходу состоят а снутри въкруг всего того укрепления поделаны лавы и помост от верха полисада аршина два но народу тут также не нашли (РГАДА: Л. 3об.–4).

Данное описание немногим отличается от широко известного описания тлинкитской крепости на Ситке, сделанного Лисянским в 1804 г. (Лисянский 1812: 30). С подобными же укреплениями имели дело и моряки военно-морского флота США в 1869 г. (Зорин 2018: 113–118).

* * *

Согласно выводам Гринёва, на “материальную часть военного дела” тлинкитов существенно повлияли их контакты с европейцами. В короткие сроки “лук, палица-томагавк и копье, основные орудия дальнего и ближнего боя индейцев, были почти полностью вытеснены огнестрельным оружием… Деревянные латы, шлемы и забрала постепенно утрачивали свое значение Все чаще их заменяли более легкие и удобные доспехи из дубленой лосиной кожи” (Гринёв 1991: 218–219, 219–220). Анализ сведений письменных источников, дополненных более поздними данными этнографических исследований, позволяет не только подтвердить данное мнение, но и проследить эволюцию тлинкитского комплекса вооружения.

Если в 1770-е годы в его состав входили двуклинковые и одноклинковые кинжалы, копья, боевые палицы, каменные топоры, лук и стрелы, а защитное вооружение было представлено щитами, кожаными и деревянными панцирями, шлемами, наручами и наголенниками, то примерно с первой половины 1790-х годов в связи с активизацией морской торговли с европейцами в комплексе вооружения происходят резкие изменения. В первую очередь это выражается в широком использовании огнестрельного оружия, в то время как щиты, топоры и палицы выходят из употребления, а значимость луков и стрел снижается.

Во второй четверти XIX в. наметившиеся тенденции получают дальнейшее развитие. В свидетельствах этого периода практически отсутствуют упоминания о луках, стрелах, палицах и топорах, редко сообщается об использовании копий, все чаще фиксируются различные кожаные доспехи, а решающее значение в ведении боевых действий приобретает огнестрельное оружие. Тем не менее тлинкиты вплоть до второй половины XIX в. продолжают использовать деревянные и кожаные доспехи, строят окруженные частоколами традиционные крепости с подземными убежищами.

Изменения в комплексе вооружения тлинкитов следовали в общем русле перемен в военном деле аборигенов Северной Америки и были связаны с нарастающим влиянием европейской колонизации. Эти же процессы несколько ранее были характерны для индейских племен как Северо-Восточного ареала (гуроны, ирокезы), так и Великих равнин (апачи, шошоны). На северо-западном побережье Северной Америки своеобразным катализатором эволюции вооружения стали активные контакты с европейскими и американскими торговцами, осваивавшими новые морские маршруты.