Везде
The Spiritual World of the Spanish Conquistadors in the Light of Written Sources of the 16th Century [Dukhovnyi mir ispanskikh konkistadorov v svete pis’mennykh istochnikov XVI v.]
Table of contents
Annotation Estimate Publication content
References Comments
Share
QR
Metrics
The Spiritual World of the Spanish Conquistadors in the Light of Written Sources of the 16th Century [Dukhovnyi mir ispanskikh konkistadorov v svete pis’mennykh istochnikov XVI v.]
Annotation
PII
S086954150015492-1-1
DOI
10.31857/S086954150015492-1
Publication type
Article
Status
Published
Authors
Anastasia Kalyuta 
ORCID: 0000-0002-4829-5149
Occupation: Researcher
Affiliation: The Russian Museum of Ethnography
Address: Russian Federation, St.Petersburg
Edition
№3
Pages
15-29
Abstract

The article draws on conquistadors’ own writings, as well as later chronicles that eventually stemmed from those, in order to examine the religious, spatial, geographic, and legal aspects of the worldview of America’s conquerors and argue about its distinct connection to the cultural outlook of the High Middle Ages and consequently about the import of mediaeval notions and institutions from the Old to the New World. I focus specifically on conquistadors’ religious views which are marked by the essential traits of the religiosity of the High Middle Age period, such as providentialism, belief in the supernatural powers intervening in all meaningful actions and deeds of the humans, locally colored cults of the Virgin, and last but not least, the perception of the struggle against Americas’ natives as a logical extension of the Crusades waged in the East and in Spain itself.

Keywords
conquistadors, Middle Ages, Renaissance, mentality, Conquista
Date of publication
27.06.2021
Number of purchasers
6
Views
82
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite Download pdf Download JATS
1 Вступление
2 Непосредственным толчком к написанию этой статьи стала грядущая 500-летняя годовщина падения столицы государства ацтеков Теночтитлана в августе 1521 г. под ударами объединенного войска конкистадоров во главе с Эрнандо Кортесом и их индейских союзников и установления в Мексике господства испанской короны, продлившегося три века. События, приведшие к такому исходу, настолько неординарны и драматичны, что заставляют вновь вернуться к вопросу, что за люди прибыли в Новый Свет в начале XVI в.? Как они воспринимали новую окружающую их действительность? Каковы были их убеждения и ценности? В историографии уже давно существуют две противоположных точки зрения на духовный мир испанских конкистадоров. Согласно первой, они были носителями культуры Ренессанса, людьми с широкими взглядами и развитым чувством собственного “я”, верой в неограниченные возможности человека, толкавшей их на осуществление самых дерзких замыслов. Они перенесли ценностные установки Ренессанса на американскую почву. Сторонники другой точки зрения считают, что конкистадоры оставались людьми Средневековья, будучи уроженцами страны, находившейся на периферии Европы, которую перемены, связанные с эпохой Возрождения, практически не затронули. Это средневековое наследие они привезли с собой в Новый Свет.
3 Цель настоящей статьи заключается, во-первых, в том, чтобы на базе письменных источников, созданных самими конкистадорами, или на основе их устных сообщений проанализировать главные составляющие их духовного мира, определявшие их восприятие новых реалий и поведенческую реакцию на эти реалии. Во-вторых, мы хотим соотнести эти составляющие с некоторыми духовными и религиозными феноменами, характерными для средневековой Европы XII–XV вв., в первую очередь Пиренейского п-ова.
4 Краткая историография вопроса
5 Духовный мир конкистадоров давно привлекает внимание как зарубежных, так и отечественных исследователей и писателей. Венесуэльский автор Руфино Бланко Фомбона был одним из первых, кто попытался воссоздать внутренний облик завоевателя. В своей книге “Испанский конкистадор. Попытка интерпретации” (1922) он анализирует особенности испанской истории, сформировавшей менталитет покорителей Нового Света, и приходит к выводу, что они воплощали национальные “добродетели и пороки” (Blanco Fombona 1922: 9). Большой вклад в изучение юридических институтов и политической философии Конкисты внес мексиканский историк Сильвио Савала, подробно рассмотревший основные стимулы и идеи, которые в значительной степени определяли действия конкистадоров (Zavala 1935). Венесуэльская исследовательница Ида Родригес Прамполини в книге “Амадисы Америки. Героическая эпопея Конкисты как рыцарский поход” (1948) и американский историк Ирвинг Леонард в монографии “Книги конкистадора” (1953) проанализировали влияние на завоевателей рыцарских романов, столь популярных в Испании в конце XV – XVI в. (Rodriguez Prampolini 1948; Leonard 1953). Мексиканский историк Хосе Дуранд в работе “Социальная трансформация конкистадоров” (1953) впервые поднял вопрос изменения их мировоззрения под воздействием реалий Нового Света (Durand 1953). Немецкий исследователь Виктор Франкл в статье “Эрнан Кортес и традиция Семи партид” (1962) тщательно разобрал значение средневекового кастильского кодекса “Семь партид” Альфонсо X Мудрого для правового сознания и образа действий не только Кортеса, но и его сподвижников (Frankl 1962). Нельзя не упомянуть также работу английского историка Джона Эллиота “Духовный мир Эрнана Кортеса” (Elliot 1967) и монографию мексиканского историка Хосе Луиса Мартинеса “Эрнан Кортес” (Martínez 1990), в которых на основе архивных документов и хроник детально анализируются факторы, сформировавшие личность и ценностные установки завоевателя Мексики. В свою очередь испанский историк Франсиско Моралес Падрон в книгах “Конкистадоры Америки” (1973) и “История открытия и завоевания Америк” (1971) впервые выдвинул идею о том, что испанские покорители Нового Света соединяли в себе черты двух эпох – Средневековья и Возрождения (Morales Padrón 1971; 1973). По его мнению, от Средневековья они восприняли идеал рыцаря, религиозность и отождествление себя с крестоносцами, а от Ренессанса – жажду подвига, желание увековечить свое имя, юридическое мышление и практицизм. Подробный и тщательный анализ происхождения, социального статуса, уровня грамотности, характеров и мотиваций участников завоевания государства инков предпринял американский историк Джеймс Локхарт в монографии “Люди Кахамарки” (Lockhart 1972). Видный мексиканский историк Луис Векманн в книге “Средневековое наследие Мексики” (Weckmann 1992) убедительно продемонстрировал средневековые истоки основных социальных и религиозных институтов колониальной Мексики, пришедших вместе с конкистадорами. Французский историк Гийом Оливьев в статье “Индейцы и испанцы в свете гадательных практик и знамений во время завоевания Мексики” (Olivier 2006) подробно рассмотрел отношение испанцев и коренных народов Мексики к предзнаменованиям и предсказаниям, в т.ч. астрологическим.
6 В России анализом духовного мира конкистадоров занимались литературоведы, специализировавшиеся на странах Латинской Америки, Валерий Земсков и Андрей Кофман. В 1985 г. вышел первый том “Истории литератур Латинской Америки” под редакцией Земскова, который также является автором большинства глав. Среди них главы о письмах Кортеса и хронике “Правдивая история завоевания Новой Испании” одного из его товарищей по оружию Берналя Диаса дель Кастильо (Земсков 1985а; Земсков 1985б). Кроме этого, Земсков предпринял весьма интересную попытку сравнить хроники Конкисты и летописи покорения Сибири, выделив в них такие общие черты, как провиденциализм завоевателей, осознание ими своей особой миссии носителей христианства, их стремление привести в подчинение императору или царю местное население и обложить его данью, использование новых технологий, в первую очередь огнестрельного оружия для устрашения аборигенов. В то же время Земсков заявляет: “Конкиста Нового Света и завоевание Сибири осуществлялись разными типами общественного человека, порожденного разными культурами. Главный герой испанской конкисты рыцарь – но не средневековый, а Нового времени; открытие и завоевание Америки – одно из ключевых событий, вызвавших изменение в его сознании. То было время разложения, распада средневековых норм и стереотипов” (Земсков 2002: 178).
7 Коллега Земскова Кофман несколько более осторожен в своих оценках. В книге “Испанский конкистадор. От текста к реконструкции типа личности” (Кофман 2012) он характеризует завоевателя Америки как человека “одной ногой стоящего в Средневековье”. Вместе с тем вслед за Земсковым он настойчиво пытается найти в сообщениях и хрониках присущие конкистадорам черты нового ренессансного времени. К этим чертам Кофман относит индивидуализм, который рассматривает также как отличительную особенность испанского национального характера, стремление повысить свой социальный статус (ir a valer más) и прославить свое имя в веках, практицизм, точнее, жажду обогащения и отсутствие расовых предрассудков при половых контактах с индейскими женщинами. Он также видит важное различие между крестовыми походами и Конкистой в том, что крестоносцы ставили своей целью изгнание мусульман и евреев со Святой земли, а конкистадоры – обращение побежденных народов в христианство.
8 На наш взгляд, далеко не все аргументы этого автора, равно как и его предшественников, о пробуждении ренессансного начала в конкистадорах выдерживают критику. В эпоху феодальной раздробленности в Испании многие рыцари, горожане и зажиточные крестьяне вели себя столь же индивидуалистично и независимо, как и их потомки в Новом Свете. В средневековых королевствах Пиренейского п-ова не существовало такой строгой границы между крестьянами и дворянством, как в других государствах Европы того времени, а Реконкиста давала широкие возможности для повышения своего социального статуса. Это показывает пример предка конкистадора Альвара Нуньеса Кабеса де Ваки, пастуха, получившего от короля дворянство в награду за указание безопасной тропы в лагерь мусульманского войска. Кофман постоянно подчеркивает, что повествование завоевателей Америки ведется от первого лица, а это признак пробуждающегося индивидуалистичного “я”. Однако такое повествование присутствует уже в средневековых хрониках XII–XIII вв., в частности в записях путешественников Одорико Порденоне и Марко Поло, которые оказали значительное влияние на представления конкистадоров о Новом Свете. Крестовые походы в XIII в. предпринимались не только с целью изгнания неверных, но и для их обращения в христианство, как в случае с финно-угорскими и балтскими народами Прибалтики. К тому же после взятия Иерусалима, действительно сопровождавшегося поголовным истреблением или изгнанием из города мусульман и евреев, крестоносцы не стали преследовать остальное иноверческое население Палестины, вместо этого закрепостив его и обложив податями (Hamilton 2005: 50–51). Поэтому в течение всего периода существования Иерусалимского королевства потомки крестоносцев жили вместе с мусульманами, маронитами, евреями, православными христианами и монофизитами, переняв у них, как в случае с конкистадорами, ряд обычаев и пополнив свой язык заимствованиями из местных наречий. Метисация происходила везде, где среди завоевателей и колонистов не хватало женщин. Стоит отметить, что для покорителей Америки их индейские наложницы чаще всего так и оставались существами низшей расы и брак с родовитой испанкой был по-прежнему предпочтителен. Кортес в письмах-сообщениях из Мексики испанскому королю лишь дважды упоминает о своей индейской любовнице и переводчице Марине, даже не называя ее по имени. Став маркизом, он женился на дочери графа де Агилара (Martínez 1990: 517).
9 Мы полагаем, что в канун 500-летия падения Теночтитлана стоит вновь вернуться к свидетельствам первоисточников, чтобы объективно рассмотреть духовный мир конкистадоров.
10 Характеристика источников
11 К счастью для историков, занимающихся изучением завоевания Америки, существуют достаточно многочисленные, хотя и весьма разнородные письменные свидетельства, подробно рассказывающие об убеждениях, ценностях, верованиях и чаяниях конкистадоров. Они прямо указывают, какая эпоха и конкретные обстоятельства сформировали покорителей Нового Света.
12 Все имеющиеся в нашем распоряжении источники можно разделить на две большие категории:
13 – документы, созданные самими конкистадорами, участниками завоевательных походов в Мексику, Центральную и Южную Америки для Совета Индий и испанского монарха: письма-сообщения (исп. cartas de relación) королям Карлу V (Карлосу I) и Филиппу II и послужные списки (исп. probanzas de meritos), которые конкистадоры составляли в надежде на земельное пожалование или денежную субсидию;
14 – исторические хроники середины и второй половины XVI в., повествующие об открытии и завоевании Мексики, а также Центральной и Южной Америк. Хотя они созданы значительно позднее изображенных в них событий, в их основу легли устные и письменные свидетельства конкистадоров, в т.ч. ныне утраченные письма-сообщения.
15 Наиболее важные из источников первой группы – это “Письма-сообщения Карлу V” Кортеса, составленные в ходе завоевания государства ацтеков (мешика) в Центральной Мексике и дальнейших походов в Центральную Америку (1519–1526), “Сообщение о завоевании Новой Испании” (ок. 1540) Андреса де Тапии, “Сообщение фрая Франсиско де Агиляра” (1571), “Сообщение о достоинствах и заслугах Бернардино Васкеса де Тапии” (1542), “Правдивое сообщение о завоевании Перу” секретаря Франсиско Писарро Франсиско де Хереса (1534), “Открытие и завоевание Перу” (ок. 1542) Мигеля де Эстете, “Краткое изложение завоевания Нового Королевства Гранада” (1539), приписываемое руководителю похода конкистадоров на территорию современной Колумбии Гонсало Хименесу де Кесаде, а также “Повествование о новооткрытии достославной великой реки Амазонок” (1542) Гаспара де Карвахаля, капеллана экспедиции Франсиско де Орельяны, и “Сообщение обо всем, что случилось в экспедиции в Омагуа и Дорадо” (1562) Франсиско Васкеса, участника злополучного похода Педро де Урсуа в Амазонию в поисках Эльдорадо (Jeréz 1891; Tapía 1866; Estete 1918; Vázquez de Tapía 1953; Aguilar 1954; Cortés 2007; Vázquez 2007).
16 Источники второй группы – пространные повествования-хроники о колонизации испанцами Америки, в которых очень часто используются как устные, так и письменные свидетельства конкистадоров. Как правило, они написаны много лет спустя хорошо образованными людьми, не принимавшими непосредственного участия в запечатленных ими событиях. У большинства конкистадоров не было ни времени, ни желания, а нередко и образования, чтобы создавать что-нибудь более длинное, чем послужной список или донесение королю. Исключение составляют спутник Кортеса, уроженец кастильского г. Медина-дель-Кампо Берналь Диас дель Кастильо, Педро Сьеса де Леон и Гонсало Фернандес де Овьедо-и-Вальдес. “Правдивая история завоевания Новой Испании” Диаса (1568), изначально задуманная как probanza de meritos, является не только одним из самых интересных памятников нарождающейся креольской литературы Мексики, но и любопытнейшим свидетельством того, как конкистадоры воспринимали самих себя и коренных жителей Америки. Не меньшее значение для изучения оценки завоевателями экзотических для них реалий Южной Америки имеет “Хроника Перу” Сьесы де Леона, конкистадора, принимавшего активное участие в захвате территории современной Колумбии и подавлении мятежа Гонсало Писарро, сводного брата Франсиско Писарро, против испанской короны. После усмирения мятежа Сьеса де Леон совершил длительное путешествие по Центральным Андам от оз. Титикака до области индейцев чаркас (современного департамента Чукисака в Боливии), собирая информацию об истории, обычаях и религии народов региона. Результатом его усилий стало вышеупомянутое объемистое сочинение из шести томов, содержащее подробное описание истории и географии Колумбии и Центральных Анд и получившее условное название “Хроника Перу”.
17 Пространная “Общая и естественная история Индий, островов и твердой земли Моря-Океана” (1535–1557) официального хрониста Индий Овьедо-и-Вальдеса охватывает период с 1492 по 1543 г. Отпрыск знатной астурийской семьи, Овьедо в юности был пажом при дворе сводного брата короля Фердинанда Арагонского Альфонсо де Арагона-и-Эскобара, затем прислуживал сыну католических королей дону Хуану, принцу Астурийскому. Он был свидетелем возвращения Христофора Колумба из его первого путешествия и лично знал его сыновей Диего и Эрнандо. В 1513 г. Овьедо в составе экспедиции будущего губернатора Панамы Педрариаса де Авилы отправился в Новый Свет, где сначала служил нотариусом (исп. escribano), а затем и заместителем губернатора. В дальнейшем он был алькальдом и капитаном крепостей Санто-Доминго и Эспаньола на о-ве Эспаньола (совр. Гаити). Хронист активно участвовал в завоевательных походах и был знаком со многими конкистадорами, в т.ч. с первооткрывателем Тихого океана Васко Нуньесом-де-Бальбоа, а также соратниками Кортеса и Ф. Писарро. Свой личный опыт и накопленные сведения Овьедо использовал для создания капитального труда, в котором подробно описываются флора, фауна, нравы и обычаи коренных народов Нового Света от Юго-Запада США до Центральных Анд, а также все основные перипетии Конкисты, начиная с первой экспедиции Колумба. Первая часть его хроники увидела свет в 1535 г. Издание второй части было прервано в связи со смертью автора. Полностью труд Овьедо был опубликован только в 1851–1855 гг. историком Хосе Амадором де лос-Риос-и-Серрано.
18 Что касается произведений хронистов, не принимавших непосредственного участия в Конкисте, но писавших именно на основе устных и письменных свидетельств конкистадоров, то наибольший интерес для нас представляют “История завоевания Новой Испании” (1545–1552) капеллана и биографа Кортеса Франсиско Лопеса де Гомары и “Хроника Новой Испании” Франсиско Сервантеса де Саласара (ок. 1565) (López de Gomara 1553; Cervantes de Salazar 1985).
19 Люди эпохи Ренессанса или новые крестоносцы? Святые заступники и дьявольские козни
20 Анализ свидетельств в вышеперечисленных источниках приводит нас к совершенно конкретному выводу: мировоззрение завоевателей Америки за редким исключением оставалось средневековым и ограниченным теми реалиями, которые окружали их в детстве и юности. Самой важной из них была религия, конкретно католицизм – западная ветвь христианства, являвшаяся для конкистадоров одним из основных факторов самоидентификации. В “Сообщении о завоевании Новой Испании” Тапии уроженец андалузского г. Эсихи Херонимо де Агиляр, освобожденный Кортесом из плена у майя, в первую очередь спрашивает: “Сеньоры, вы христиане и чьи вассалы?” (Tapía 1866: 2). В “Правдивом сообщении о завоевании Новой Кастилии” Хереса слово cristianos (“христиане”) является синонимом понятия los nuestros (“наши”) и встречается куда чаще, чем españoles (“испанцы”) или castellanos (“кастильцы”) (Jeréz 1891: 25, 29, 34, 35–37, 41, 43, 46, 48–49 и др.). Конкистадоры были выходцами из разных областей Испании, существенно отличавшихся друг от друга по своему этноязыковому составу, а также из соседней Португалии, Италии и Греции, и христианская религия была для них главным объединяющим фактором. В 1492 г. Изабелла Кастильская и Фердинанд Арагонский после длительное осады взяли Гранаду, последний оплот мусульман на территории Пиренейского п-ова, и это событие считается завершением Реконкисты – отвоевания испанских земель у мусульман, растянувшегося на восемь веков. Предки и родители многих известных покорителей Нового Света, в частности Кортеса, активно участвовали в Реконкисте, и сами завоеватели родились и выросли в ту эпоху, когда этот процесс близился к завершению. Неудивительно, что захват новых территорий Америки конкистадоры рассматривали как продолжение священной войны против infieles – “неверных”. Показательно, что именно так в сообщении Хереса именуются все коренные жители Перу независимо от их этнической принадлежности (Ibid.: 14). Конкистадоры считали себя новыми крестоносцами, призванными самим Провидением принести христианство язычникам и подчинить их всемирной католической монархии. Алый крест был изображен на знамени Кортеса во время его похода в Мексику в 1519–1521 гг. и отнюдь не случайно этот символ сопровождала латинская надпись: “Друзья, последуем за крестом, и если у нас будет вера, увидим, что этим знаком победим” (Tapía 1866: 1).
21 В донесениях и письмах конкистадоров, не говоря уж о хрониках, которые призваны были закрепить за Конкистой ее статус крестового похода, встречаются и чудесные явления святых, помогающих “новым крестоносцам” в самые критические моменты сражений с индейцами. Сьеса де Леон в “Хронике Перу” посвятил целую главу “великим чудесам”, свершившимся при покорении территории современной Колумбии и Центральных Анд в результате Божьего промысла (Cieza de Leon 2005: 291–294). К таковым он относит не только открытие Нового Света и ключевые моменты завоевания Перу, такие как пленение Атауальпы, но и свидетельства испанцев, переживших осаду Куско войском инки Манко в 1536–1537 гг.: конкистадоры говорили о появлении “некого небесного существа” (una figura celestial), бившегося вместе с ними, нанося индейцам большой урон (Ibid.: 292). Тапиа и Васкес де Тапиа также сообщают о появлении в одном из самых ожесточенных сражений таинственного всадника то ли на белом, то ли на сером в яблоках коне, который неоднократно обращал аборигенов в бегство (Tapía 1866: 4; Vázquez de Tapía 1953: 29). Диас упоминает, что, когда ацтеки пытались штурмовать запертых во дворце Ашайякатля испанцев, таинственная женщина, очень похожая на образ Девы Марии, установленный на алтаре главного храма Теночтитлана, ослепляла индейцев, бросая землю им в глаза (Díaz del Castillo 1975: 385). Вместе с Богородицей явился и “великий бог, который ездил на белой лошади, чинил им еще больший ущерб” (Ibid.: 385). Васкес де Тапиа также говорит, что при штурме ацтеками дворца Ашайякатля, где укрылись испанцы, перед индейцами явилась “кастильская женщина очень красивая и сиявшая как солнце, которая бросала им в глаза пригоршни земли” (Vázquez de Tapía 1953: 43). В облике рыцаря на белом коне в Испании обычно изображался апостол Иаков Старший, главный покровитель христиан Пиренейского п-ова, к которому они неоднократно обращались с молитвой о помощи во времена Реконкисты. В эпоху завоевания Нового Света имя этого святого стало боевым кличем конкистадоров (Jeréz 1891: 87, 91). Характерно, что Васкес де Тапиа называет появление всадника на белом коне “великим чудом” (gran milagro) (Vázquez de Tapía 1953: 29). Здесь трудно не вспомнить рассказы о битве при Клавихо между войсками астурийского короля Рамиро II и эмиром кордовского эмирата Абд-ар-Рахманом II, во время которой апостол Иаков впервые предстал перед христианами в виде всадника на белом коне с белым знаменем в руках и помог малочисленному войску короля победить мусульман (Batalla de Clavijo).
22 К этому следует добавить стойкое отождествление аборигенов Америки с недавно побежденными врагами-мусульманами. Оно проявляется не только в общем обозначении тех и других как “неверных” (infieles), но и в том, как конкистадоры именовали встреченные ими города, культовые сооружения и самих служителей культа. Так, первооткрыватель Юкатана Франсиско Эрнандес де Кордова назвал первый попавшийся ему на побережье полуострова город майя Большим Каиром (Díaz del Castillo 1975: 93). Кортес, Херес и Эстете неизменно называют храмы майя, ацтеков и инков “мечетями” (mezquitas) (Jeréz 1891: 59, 79, 108, 114, 132; Estete 1918: 322, 325–326, 332; Cortés 2007: 26, 56, 72, 79). Губернатор Кубы Диего Веласкес в своих инструкциях Кортесу в 1518 г. именует индейских жрецов “альфаки” (alfaqui), что является искажением арабского слова al-faquih – “богослов-законовед”. В своих сообщениях конкистадоры также постоянно подчеркивают, что у американских аборигенов есть общие отрицательные черты характера с мусульманами и евреями: в первую очередь трусость. Отнюдь не случайно они всегда обращают внимание на панический страх индейцев при первом контакте. Так, в “Кратком изложении завоевания Нового Королевства Гранады” говорится:
23 Что касается завоевания, то когда они вошли в это Новое Королевство, христиане были встречены с величайшим страхом всех людей, поскольку между собой они решили, что испанцы сыновья солнца и луны, которым они поклоняются, и говорят, что они живут как муж и жена и что они их породили и послали с неба этих своих сыновей, чтобы наказать их за их грехи (Jiménez de Quesada 2013: 29)
24 Аналогичные истории о том, что ацтеки приняли Кортеса за вернувшегося бога Кецалькоатля, а инки Ф. Писарро и его отряд – за бога Виракочу и его спутников содержатся в хрониках завоевания Мексики и Перу. Очень часто конкистадоры обвиняли индейцев в людоедстве и содомии, видя в этом доказательство их низшей, “рабской” и даже инфернальной природы и необходимости их насильственного обращения в христианство.
25 Нетрудно заметить, что религиозность завоевателей не выходила за рамки того, что принято обозначать как “народная религиозность” – т.е. специфическое понимание христианства широкими массами, для которых основой веры зачастую служила отнюдь не Библия, а изображение в приходской церкви или случайно услышанное предание о деяниях какого-либо святого. Даже в письмах-сообщениях Кортеса, сравнительно хорошо образованного и знавшего латынь человека, аллюзии на библейские тексты чрезвычайно редки. Все они почти исключительно относятся к эпизодам из Нового Завета. При этом единственная прямая цитата из Евангелия содержится во “Втором письме-сообщении” Кортеса, датируемом октябрем 1520 г.: “Я даже вспомнил отрывок из Писания, где сказано: Всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет…” (Cortés 2007: 52). Это ответ Иисуса фарисеям после изгнания беса из немого в Евангелии от Луки.
26 Для большинства конкистадоров, незнакомых непосредственно с текстом Священного Писания, бóльшее значение, чем абстрактная Святая Троица или сам Иисус Христос, имел апостол Иаков Старший, который, как мы уже отметили, неоднократно упоминается участниками завоевания Мексики в качестве их помощника в решающие моменты.
27 Еще более характерная особенность, отражающая средневековый склад религиозности конкистадоров, – марианизм, т.е. приверженность культу матери Христа, Девы Марии, в той форме, в которой он сложился в Западной Европе в XI–XII вв. В это время Богородица приобретает черты воительницы, сражающейся против бесовского воинства и его приспешников. При этом также примечательно, что каждый из конкистадоров почитал не общий абстрактный образ Богородицы, а именно тот, которому поклонялись в его родной области. Так, например Ф. Писарро особенно чтил образ Нашей Владычицы Непорочного Зачатия, культ которого был распространен в его родной Эстремадуре (Lockhart 1972: 152). В честь него был освящен Кафедральный собор в Лиме, столице вице-королевства Новая Кастилия (современная республика Перу) (Ibid.: 152). Вернувшись на родину в 1528 г., Кортес, также уроженец Эстремадуры, специально сделал остановку в монастыре Девы Марии Гваделупской, крупнейшем религиозном центре этой области, чтобы поклониться ее образу и принести ему вотив – золотую подвеску в виде скорпиона, инкрустированную изумрудами и жемчугом, в знак благодарности за чудесное исцеление от укуса этого насекомого, помещенного внутрь украшения (Martínez 1990: 500–501).
28 Святому воинству и его небесным покровителям противостояли силы ада, которые для конкистадоров воплощались в первую очередь в индейских божествах. Причем для завоевателей они были не менее реальны, чем святой Иаков Старший или Богородица. Диас дель Кастильо в своей хронике рассказывает, как Уицилопочтли и Тескатлипока, “разгневанные” воздвижением креста на вершине главного храма Теночтитлана, “пригрозили” жрецам покинуть ацтеков и “потребовали” убить испанцев, совершивших это святотатство (Díaz del Castillo 1975: 338). Сьеса де Леон был убежден, что религия всех индейцев основана на сношениях с демонами (demonios), и приводит конкретные примеры их явления коренным жителям Колумбии и Перу в обличье ягуара, стервятников и антропоморфных существ (Cieza de Leon 2005: 40, 63, 82, 289). Но нечистая сила могла явиться и самим конкистадорам. Вот какой эпизод описывает фрай Франсиско де Агиляр:
29 Случилось, что один солдат был заключен в церкви, которая у нас была, за некую проделку, которую совершил, будучи там, в полночь выбежал бегом из церкви и крича, что видел, как ходили, прыгая по всей церкви, мертвецы и человеческие головы и среди них его собственная, также часовые, которые стояли на посту, бежали, чтобы сказать, что видели, как в канал падали ноги и головы мертвецов (Aguilar 1954: 89).
30 Эти жуткие видения – тоже плод средневекового сознания, в котором мертвецы и сама Смерть играли важную роль еще с эпохи пандемии чумы в 1348–1350 гг. (Olivier 2006: 177). Добавим, что региональные варианты Пляски смерти исполнялись с XIV в. на всем Пиренейском п-ове (Ibid.: 177). Как раз в 1520 г. в Севилье была опубликована книга, в которой 58 персонажей беседуют со Смертью, желая узнать, когда наступит их час (Ibid.: 177).
31 Астрология на практике: Блас Ботельо Пуэрто де Плата
32 Еще одним любопытным элементом в мировоззрении конкистадоров, к сожалению, весьма малоизученным, была вера в астрологию, в частности в возможность определения с ее помощью благоприятных и неблагоприятных дней для совершения любого действия. Такой подход также характерен для средневекового сознания, когда человек воспринимается как инструмент в руках высших сил. Отношение к астрологии среди завоевателей было далеко не однозначным. Диас дель Кастильо утверждал, что их товарищ по оружию, занимавшийся астрологией Блас Ботельо Пуэрто де Плата имел пакт с дьяволом (Díaz del Castillo 1975: 396). Тем не менее в наиболее критический момент, в самом конце июня 1520 г., когда испанцы искали путь к бегству из осажденного дворца Ашаяйкатля, Кортес обратился за советом о подходящем для отступления моменте именно к Ботельо (Cervantes de Salazar 1985: 489–490). Похоже, он последовал рекомендациям своего астролога, выбрав для ухода из Теночтитлана ночь с 30 июня на 1 июля 1520 г. Реконструкции звездного неба в ту ночь, осуществленные двумя польскими археоастрономами Рихардом Томицкими и Робертом Садовским, позволяют понять, почему Ботельо посоветовал Кортесу бежать именно тогда:
33 Солнце находилось в достаточно слабом положении по сравнению с предыдущими ночами, положение Луны улучшилось… Асцедент все еще находился в знаке Овна, который будучи огненным знаком, способствует всем осторожным действиям, но это положение могло длиться не более получаса. Следующее ограничение исходило от Луны, которая опасно приближалась к Сатурну и в течение двенадцати часов должна была войти в соединении с ним, увеличивая его дурное влияние (Tomicki, Sadowski 1992: 84).
34 Совет Ботельо стоил Кортесу потери 450 из 1500 испанцев, бывших в его войске, 4000 союзников-тлашкальтеков, 46 лошадей, всей артиллерии и королевской пятины золота (López de Gomara 1553: 378). В числе погибших был и сам астролог, а ночь с 30 июня на 1 июля 1520 г. вошла в историю Мексики как Ночь печали – естественно, только для конкистадоров и их союзников.
35 Семь городов Сиболы и о-в Антиллия
36 В сознании завоевателей окружающее их пространство Нового Света изобиловало легендарными островами и мифическими персонажами из старинных преданий и сочинений средневековых путешественников на Восток, в первую очередь Марко Поло. В 1540 г. Франсиско Васкес де Коронадо оправился на поиски Семи городов Сиболы, основанных согласно средневековой легенде семью епископами Вестготского королевства, бежавшими от мусульман (Weckmann 1992: 16). Именно благодаря средневековому сознанию покорителей Нового Света на карте Западного полушария появились названия Бразилия и Антиллы (Антиллия) (Ibid.: 17) – изначально это наименования мифических счастливых островов, – а также название Калифорния, восходящее к имени легендарной царицы амазонок Калафии, упоминающейся еще в “Песне о Роланде” XI в. (Ibid.: 19). Последнее название было дано не кем иным как Кортесом во время его неудачного похода на север мексиканского побережья Тихого океана в 1534 г. (Ibid.: 19). Амазонки, великаны, люди с огромными ушами или песьими головами, нередко встречавшиеся на страницах рыцарских романов и в книгах средневековых путешественников, были для конкистадоров вполне реальными существами. Они предполагали встретить их в новых землях. Пункт 26 из Инструкций губернатора о-ва Кубы Веласкеса Кортесу недвусмысленно предписывает:
37 На всех островах, которые вы откроете, сходите на берег с вашим нотариусом и множеством свидетелей и от имени Их Высочеств вступайте во владение ими с максимально возможной торжественностью, заручившись переводчиком, который может сообщить вам о других островах и землях и об их жителях ... поскольку говорят, что есть люди с большими и широкими ушами и другие, у которых лица, как у собак, и также где есть часть, в которой имеются амазонки (курсив мой. – А.К.) (Martínez 1990: 56).
38 Диас дель Кастильо, находясь в Тлашкале, лично измерил принесенные индейцами “кости великанов”. К своему громадному удивлению, он обнаружил, что длина бедренной кости равна его росту, хотя он считался высоким мужчиной для своего времени (Díaz del Castillo 1975: 250). Сьеса де Леон также утверждает, что колодцы на мысе Святой Елены близ г. Лимы вырыли великаны, прибывшие в древности на плотах из-за моря (Cieza de Leon 2005: 21, 150–151). Овьедо сообщает о встрече конкистадора Эрнандо де Сото с касиком Актаначи, который “был столь высокого роста, что казался гигантом” (Oviedo y Valdés 1851: 567).
39 Капеллан Франсиско де Орельяны доминиканец Гаспар де Карвахаль подробно описывает сражение с амазонками, в честь которых была названа крупнейшая в мире река. Причем его свидетельство очень сильно повлияло на изображения на географических картах, и “королевство амазонок” помещено, к примеру, на французской карте Мийе 1683 г. Карвахаль пишет:
40 Пусть все знают, что тамошние индейцы – подданные и данники амазонок и что, узнав о нашем приближении, они отправились к амазонкам за помощью, и десять или двенадцать из них явились к ним на подмогу. Мы видели воочию, что в бою амазонки сражаются впереди всех индейцев и являются для оных чем-то вроде предводителей. Они сражались так вдохновенно, что индейцы не осмеливались показать нам спины. Того же, кто все-таки показывал врагу спину, они убивали на месте. Сии жены высоки ростом и белокожи, волосы у них очень длинные, заплетенные и обернутые вокруг головы. Они весьма сильны, ходят же нагишом – в чем мать родила, и только стыд прикрывают. В руках у них луки и стрелы, и в бою они не уступают доброму десятку индейцев (Карвахаль 1963: 76–77).
41 Овьедо, полностью включивший сообщение Карвахаля в свою хронику, даже доносит до читателя имя “королевы” южноамериканских амазонок – Корони (Oviedo y Valdés 1855: 389). Кроме того, хронист неоднократно приводит свидетельства завоевателей о встрече с ними в разных областях Нового Света, от Северной Мексики до Амазонии. В частности, он передает слухи о богатом жемчугом и золотом острове женщин, расположенном близ северо-западного побережья Мексики, и сообщение конкистадора Нуньо де Гусмана о городе амазонок Сигуатлане (искаженное Сиуатлан – “место женщин” на ацтекском языке) в Новой Галисии, т.е. в современной Северной Мексике (Oviedo y Valdés 1852: 447; 1853: 576; 1855: 389).
42 Немалая часть раннесредневековых преданий дошла до покорителей Америки уже в трансформированном виде благодаря рыцарским романам, которые пользовались популярностью среди всех, кто владел грамотой и питал хоть какую-либо склонность к чтению. Хотя с 1531 г. испанская монархия неоднократно запрещала ввоз в свои американские колонии этих “лживых историй”, изгнать их из сознания переселенцев в Индии было невозможно (Martínez 1990: 65). Диас дель Кастильо утверждал, что вид столицы ацтеков-мешика Теночтитлана с окружавшими ее городами-спутниками казался ему и его товарищам по оружию видением из сочинений об Амадисе Галльском, самом любимом герое рыцарских романов в Испании конца XV–XVI вв., которому впоследствии безуспешно пытался подражать Дон Кихот (Díaz del Castillo 1975: 278). Кортес и его спутники, по всей видимости, читали старую версию романа из трех книг, изданную в 1508 г. (Martínez 1990: 65).
43 Другим источником для самоидентификации конкистадоров как странствующих рыцарей служили romancero – романсы, посвященные подвигам выдающихся героев былых времен (Ibid.: 67). Многие конкистадоры знали их наизусть. Диас дель Кастильо в своей хронике приводит следующий эпизод:
44 Я помню, что пришел один рыцарь по имени Алонсо Эрнандес де Пуэртокарреро и сказал Кортесу: “Мне кажется, сеньор, что эти рыцари, которые побывали дважды в этой земле, приходили к вам, говоря:
45 Вот Франция, Монтесинос,
46 Вот город Париж,
47 Вот воды Дуэро, что текут в море.
48 Я говорю, смотрите, земли богатые и умейте хорошо ими управлять”. Тогда Кортес хорошо понял, с какой целью были сказаны эти слова, и ответил: “Да пошлет нам Бог удачу в оружии, как паладину Ролану, что же до остального, имея при себе Вашу милость и других рыцарей в качестве сеньоров, я сумею хорошо разобраться” (Díaz del Castillo 1975: 161).
49 В данном случае Пуэртокарреро цитирует популярный тогда романс о Монтесиносе, родители которого, граф Гримальтос и французская принцесса, были оклеветаны подлым царедворцем Томильясом перед королем Франции и изгнаны из дворца (Martínez 1990: 69). В дальнейшем Монтесинос лично убивает клеветника, а затем провозглашается наследником короля (Ibid.: 70). Кортес немедленно понимает намек своего спутника на возможность подобной клеветы со стороны Веласкеса, которому он не подчинился, и необходимость мести губернатору Кубы.
50 Правовое и политическое сознание конкистадоров
51 Вышеприведенный эпизод дается не только затем, чтобы продемонстрировать прекрасное знание романсов Кортесом и его спутниками. Он содержит намеки на гораздо более важные вопросы, волновавшие конкистадоров, и отражает их правовое сознание, целиком и полностью основанное на средневековых законах “Семи партид” Альфонсо X Мудрого, крупнейшего юридического свода королевства Кастилия, созданного в XIII в. юристами этого монарха при его активном содействии (Frankl 1962: 29, 32). В этом отношении весьма показателен такой источник, как “Письмо совета города Веракрус”, написанное в июле 1519 г. конкистадорами – членами совета cabildo только что основанного ими г. Вилья-Рика-де-Веракрус на побережье Мексиканского залива (Ibid.: 9). Прекрасно сознавая, что, заложив город без разрешения губернатора Кубы, они превысили те полномочия, которые предоставил им Веласкес, Кортес и его сторонники обращаются к более высокой инстанции, королю, и опираются на статьи “Семи партид”, которые позволяют им отстаивать правомочность своего поведения (Ibid.: 16, 21, 29).
52 Прежде всего, в письме-сообщении подчеркивается, что все члены cabildo Веракруса и сам Кортес являются дворянами-идальго, т.е. представителями сословия, служившего основной опорой королевской власти (Ibid.: 36). Одной из главных форм служения вассала-идальго монарху является именно расширение владений последнего, в т.ч. за счет открытия новых земель и узнавания их тайны (исп. secreto de tierra) (Elliot 1967: 46). Вассал также обязан правдиво информировать короля о новых территориях и их жителях и действовать в первую очередь в интересах монарха (Frankl 1962: 65). В этом отношении члены cabildo открыто противопоставляют себя Веласкесу, который думает только о своей выгоде и не сообщает королю об истинном положении дел в ущерб благу монарха и общему благу (Ibid.: 27, 40, 53).
53 Конкистадоры сохраняют в своем сознании характерное для Средневековья представление о том, что монарх сам по себе является воплощением общего блага (Ibid.: 34). Поэтому он высшая инстанция для апелляции в подобных случаях. Оправдывая нарушение инструкций Веласкеса и самовольное основание города, члены cabildo вновь ссылаются на статью из “Семи партид”, в которой говорится, что закон может быть отменен, если он противоречит общему благу (Ibid.: 37).
54 Наконец, характерно, что конкистадоры в их собственном понимании основывают город на “ничейной земле” в мире варваров, которых еще предстоит покорить и на которых еще не распространяются испанские законы (Ibid.: 39). Это типичное для эпохи Реконкисты представление, ничего общего не имеющее с зарождающимся международным правом, отцом которого считается, как ни парадоксально, испанец Франсиско де Виттория (Ibid.: 39). Напротив, в письме подчеркивается контраст между организованным и слаженным устройством нового христианского города, готового к войне и миру, и языческим варварством, его окружающим, которое будет уничтожено силой оружия верных вассалов короля.
55 Совсем не случайно конкистадоры давали завоеванным территориям имена Новая Испания, Новая Кастилия, Новая Гранада, Новая Галисия, а основанные ими города называли в честь своих родных городов и поселений. Благодаря этому на карте Мексики, Центральной и Южной Америк часто встречаются такие топонимы, как Медельин, Трухильо, Кордоба, Вальядолид, Мерида. Также показательно, что в их сообщениях все захваченные области неизменно именуются “королевствами” (исп. reynos), даже если на данной территории не было никаких государственных образований. В чужом и зачастую враждебном к ним мире Америки конкистадоры стремились воспроизвести те политические, правовые и бытовые реалии, которые были им привычны и знакомы с детства, с поправкой на то, что на новой родине они, выходцы из низшего дворянства и третьего сословия, хотели безраздельно господствовать, превратившись в правящую элиту и феодальных владетелей с неограниченными правами. В капитуляциях, договорах, которые заключались между организаторами завоевательных походов и испанскими монархами, предводителю экспедиции и его ближайшим сподвижникам обязательно гарантируются ключевые посты в управлении будущими колониями. Действительно, в первые десятилетия после Конкисты списки членов cabildo наиболее важных городов пестрят именами конкистадоров. Тем не менее ни заочные назначения на должности губернатора или генерал-капитана новой колонии, ни титулы не могли в полной мере удовлетворить амбиций завоевателей. Подтверждение тому – обвинения, выдвинутые против Кортеса во время судебного процесса в 1526–1545 гг. в намерении поднять восстание в Мексике с целью ее отделения от Испании. По словам свидетелей, Кортес предлагал своему окружению: “Женимся и привезем наших жен и посадим растения из Кастилии, потому что мы завоевали этуземлю и она наша, так как король нам ее не отдаст, мы ее возьмем” (курсив мой. – А.К.) (Martínez 1991: 118). В Перу Г. Писарро возглавил мятеж против короля, за что поплатился головой. В 1561 г. во время плавания экспедиции Педро де Урсуа по Амазонке печально известный Лопе де Агирре по прозвищу Безумный также выступил против короля, объявив себя “Князем свободы” (Vázquez 2007).
56 План действий конкистадоров по преобразованию и управлению подчиненными территориями имел целью превращение чуждой и непонятной им реальности в свою, знакомую и понятную с ранних лет и желательно полностью свободную от власти испанской короны, вопреки заверениям в преданности монарху.
57 Заключение
58 Мы рассмотрели религиозный, пространственно-географический и правовой элементы сознания конкистадоров на основе их собственных свидетельств, и не один из этих элементов не позволяет отнести первооткрывателей и покорителей Нового Света к людям Ренессанса. В первую очередь, конкистадоры воспринимали свои кампании как крестовые походы против неверных, причем завоеванные земли считались своего рода продолжением враждебного мусульманского мира. Их искренняя религиозность также носила открыто средневековый характер. Человек мыслился орудием Бога, а поле боя – неизменно местом столкновения между небесными силами и воинством Сатаны. Неслучайны упоминания о вмешательстве в сражения с индейцами Богородицы и самого почитаемого в Испании святого – апостола Иакова Старшего. Мир бесов, колдунов и магии превалировал в сознании конкистадоров наряду с образом Смерти, восходившим к эпохе пандемии чумы XIV в. Человек в глазах завоевателей по-прежнему воспринимался как игрушка судьбы, о чем свидетельствует обращение Кортеса к астрологии в критический момент. Окружающее пространство, согласно их мировоззрению, было “заполнено” несуществующими в реальности географическими объектами и фантастическими существами, пришедшими из средневековых преданий и сочинений, а также рыцарских романов, являвшихся позднейшей версией этих преданий. Наконец, в правовом аспекте конкистадоры также мыслили нормами второй половины XIII в., когда хотели юридически обосновать свои действия. При этом их истинной целью зачастую было создание в Америке копии своей родины с новыми феодальными вотчинами, где они могли бы безраздельно господствовать, подобно титулованным владетелям в их родных областях. Можно сказать, что конкистадоры “импортировали” свой средневековый мир в Новый Свет.

References

1. Blanco Fombona, R. 1922. El conquistador español del siglo XVI. Ensayo de interpretación [Spanish Conquistador of the 16th Century. An Attempt at Interpretation]. Madrid: Mundo Latino.

2. Durand, J. 1953. La transformación social del conquistador [The Social Transformation of the Conquistadors]. México: Porrúa y Obregón.

3. Elliot, J.H. 1967. The Mental World of Hernán Cortés. Transactions of the Royal Historical Society 17: 41–58.

4. Frankl, V. 1962. Hernán Cortés y la tradición de las Siete Partidas [Hernan Cortes and the Tradition of the Seven Partides]. Revista de Historia de América 53/54: 9–74.

5. Hamilton, B. 2005. Leper King and His Heirs: Baldwin IV and the Crusader State of Jerusalem. Nottingham: University of Nottingham Press.

6. Kofman, A.F. 2012. Ispanskii konkistador. Ot teksta k rekonstruktsii tipa lichnosti [Spanish Conquistador. From the Text to the Reconstruction of the Personality Type]. Moscow: IMLI RAN.

7. Leonard, A.I. 1953. Los libros del conquistador [Books of the Conquistador]. México: Fondo de Cultura Económica.

8. Lockhart, J. 1972. The Men of Cajamarca: A Social and Biographical Study of the First Conquerors of Peru. Austin; London: Institute of Latin American Studies; University of Texas Press.

9. Martínez, J.L. 1990. Hernán Cortés [Hernan Cortes]. México: UNAM; Fondo de Cultura Económica.

10. Morales Padrón, F. 1971. Historia del descubrimiento y conquista de América [The History of the Discovery and Conquest of America]. Madrid: Editora Nacional.

11. Morales Padrón, F. 1973. Los conquistadores de América [The Conquistadors of America]. Madrid: Editora Nacional.

12. Olivier, G. 2006. Indios y españoles frente a prácticas adivinatorias y presagios durante la Conquista de México [The Indians and the Spanish in the Light of Divination Practices and Omens during the Conquest of Mexico]. Estudios de la Cultura Náhuatl 37: 169–192.

13. Rodriguez Prampolini, I. 1948. Amadises de América. La hazaña de Indias como empresa caballeresca [The Amadises of America. The Heroic Epic of the Conquest as a Сrusading Stunt]. México: Junta Mexicana de Investigaciones Históricas.

14. Tomicki, R., and R.M. Sadowski. 1992. The Night of Blas Botello: On a Certain Astrological Prediction During the Conquest of Mexico. In Readings in Archaeoastronomy, edited by S. Iwaniszewski, 84–86. Warsaw: Warsaw University Cooperative Publication.

15. Weckmann, L. 1992. The Medieval Heritage of Mexico. New York: Fordham University Press.

16. Zavala, S. 1935. Las instituciones jurídicas en la conquista de América [Legal Institutions in the Conquest of America]. Madrid: Centro de Estudios Históricos.

17. Zemskov, V.B. 1985a. Literatura otkrytii i Konkisty. (Pervye ispanoamerikanskie pamiatniki) [Literature of Discoveries and Conquista. (The First Spanish-American Monuments)]. In Istoriia literatur Latinskoi Ameriki [History of Latin American Literatura], edited by V.B. Zemskov, 152–172. Vol. 1. Moscow: Nauka.

18. Zemskov, V.B. 1985b. Bernal’ Dias del’ Kastil’o i ego “Podlinnaia istoriia zavoevaniia Novoi Ispanii”. In Istoriia literatur Latinskoi Ameriki [History of Latin American Literatura], edited by V.B. Zemskov, 197–212. Vol. 1. Moscow: Nauka.

19. Zemskov, V.B. 2002. Khroniki Konkisty Ameriki i letopisi vziatiia Sibiri v tipologicheskom sopostavlenii (k postanovke voprosa) [Chronicles of the Conquesta of America and the Annals of the Capture of Siberia in a Typological Comparison (To the Formulation of the Question)]. In Svobodnyi vzgliad na literaturu. Problemy sovremennoi filologii: k 60-letiiu nauchnoi deiatel’nosti akademika N.I. Balashova [A Free View on Literature. Problems of Modern Philology: To the 60th Anniversary of Academician N.I. Balashov’s Scientific Activity], edited by A.D. Mikhailov et al., 173–183. Moscow: IMLI RAN.

Comments

No posts found

Write a review
Translate