Везде
The Continental and the Sakhalin Koreans: Differences and Similarities
Table of contents
Annotation Estimate Publication content
References Comments
Share
QR
Metrics
The Continental and the Sakhalin Koreans: Differences and Similarities
Annotation
PII
S086954150010050-5-1
DOI
10.31857/S086954150010050-5
Publication type
Article
Status
Published
Authors
German N. Kim 
ORCID: 0000-0003-4742-1040
Affiliation: al-Farabi Kazakh National University
Address: 71 al-Farabi Av., Almaty, 050040, Republic of Kazakhstan
Edition
№3
Pages
89-104
Abstract

This article is a debut comparative study of similarities and differences between the two sub-ethnic diasporas of Koreans residing in the continental part of Russia, Central Asia, and the Sakhalin Island. Based on a wide range of historiographical material, it analyzes the reasons and prerequisites for the formation of asymmetry in the indices of demographic, ethnic, and sociocultural processes among the materikovskie (continental) and the Sakhalin Koreans. The article examines key issues pertaining to the national identity change, loyalty to the historical and actual motherlands, acquisition of new citizenship in the former USSR and contemporary CIS countries. The materikovskie and the Sakhalin Koreans, while of common ethnogenetic origin, used to have more sociocultural differences than similarities at the initial stage of their parallel lives in the Soviet reality. At present, their mentalities have become closer; nevertheless, the division into “us” and “others” still persists. The article argues that the dichotomy “us”/“them” constitutes the existential essence in the sub-diasporic identity

Keywords
Kore Saram, Sakhalin, Koreans, continental, materikovskie, migration, repatriation, identity, ethniccultural processes
Received
28.06.2020
Date of publication
28.06.2020
Number of purchasers
29
Views
715
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite   Download pdf
1 Корейцы, проживавшие в Советском Союзе, делились на три неравные по численности группы: коре сарам1 (континентальные корейцы), сахалинские корейцы и северокорейские невозвращенцы. Количество граждан КНДР, пожелавших остаться в Советском Союзе и оказавшихся позже в странах СНГ, мизерно, предположительно речь идет о нескольких десятках людей. Они исключены из поля исследования, но не только из-за того, что их мало, но также из-за того, что значительно отличаются от других групп – менталитетом, идентичностью и приверженностью к традиционной корейской культуре. В статье проводится сравнительный анализ двух субэтнических корейских диаспор СНГ, проживающих в континентальной части постсоветского пространства и на о-ве Сахалин.
1. Коре сарам (кор. 고려 사람) – самоназвание, которое взяли себе корейские переселенцы на российский Дальний Восток, передававшееся из поколения в поколение и сохранившееся среди корейцев СНГ.
2 Несмотря на то что в 1930–1990-е годы появилось немало книг, диссертаций и статей по истории советских корейцев2, о сахалинском сообществе писали совсем немного. С началом горбачевской “перестройки, гласности и демократизации” прежние запреты были сняты, открылся доступ к архивным документам и появилась возможность изучения истории корейцев, оставшихся на Южном Сахалине после капитуляции Японии во Второй мировой войне. Первыми публикациями об этих людях стали статьи, брошюра и итоговая книга Бок Зи Коу (Бок 1989а; 1989б; 1993). Благодаря трудам А.Т. Кузина (Кузин 1993; 2006; 2009), Пак Сын Ы, Ю.И. Дин и других российских (Высоков 1999; Костанов, Подлубная 1994; Цупенкова 1997), южнокорейских (Bang 2012, Kim 2006; 2009; No 1992; 2004 и др.) и японских (Hayashi 1991; Ishikida 2005; Miki 2010; Nagasawa 2006 и др.) исследователей получили освещение уникальная историческая судьба сахалинских корейцев и весь комплекс проблем, с которыми им пришлось столкнуться.
2. В книге “Коре сарам: историография и библиография” содержатся наименования 282 печатных трудов о корейцах в Российском империи, 621 – о корейцах в Советском Союзе и на постсоветском пространстве, а также 176 работ о корейцах на иностранных языках (Ким 2000). В настоящее время готовится расширенное и дополнение издание, включающее публикации, вышедшие до 1 января 2020 г.
3 История коре сарам (именуемых ныне кореинами) насчитывает более полутора веков, а советское прошлое и современность сахалинских корейцев в Российской Федерации по протяженности в два раза короче. Однако обе группы прошли через одни и те же этапы формирования новой общности – советского народа. Первоначально между ними было больше различий, чем сходств. Разумеется, более чем за четыре десятилетия (1945–1990) разница во многом стерлась, и к моменту развала советской державы две диаспоры сравнялись по основным социокультурным параметрам. Надо признать, что в научном и массмедийном дискурсах и обыденном сознании, как и прежде, остается деление на “материковских” и островных, сахалинских, корейцев. При этом нет четкого понимания, почему и как возникли сходства между ними, где сохранились различия и в чем они проявляются в настоящей жизни. Вопросов чрезвычайно много, и они долго оставались без ответа, вот почему возникла идея сравнительного анализа этих двух субэтнических групп корейцев бывшего Советского Союза.
4

Введение.
5 В академической литературе, СМИ и обиходной речи бытует множество слов – этнонимов (названий и самоназваний) корейцев, проживавших в СССР, что порождает путаницу и ошибочную подмену одного наименования другим. Зачастую для всей совокупности корейцев Советского Союза, в т.ч. сахалинцев, употребляется собирательный этноним “советские корейцы”. Список использовавшихся в разные исторические периоды названий отдельных групп, отличавшихся по происхождению, месту проживания, гражданскому статусу, языковому признаку, вероисповеданию, довольно внушителен: русскоязычные корейцы, российские корейцы, корейцы Центральной Азии, материковские корейцы, сахалинские корейцы, коре сарам, кореины, корейская диаспора, корейцы Казахстана, узбекистанские корейцы, кавказские корейцы, православные корейцы, депортированные корейцы, корейские переселенцы и т.д. В связи с кардинальными изменениями, происшедшими после развала Советского Союза, появившимися реалиями современной жизни, включая контакты корейцев СНГ с этнической родиной (Республика Корея) и взаимоотношения между постсоветскими субдиаспорными группами, модифицировались приоритетность, частотность и палитра используемых этнонимов. К имевшимся раннее добавились региональные, пейоративные, квази- и псевдоэтнонимы. Начавшаяся субституция самого частотного названия и самоназвания коре сарам новым этнонимом кореин не стала еще предметом научного исследования.
6 В этой связи в статье предпринимается попытка раскрыть исторические предпосылки появления квазиэтнонимов – материковские и сахалинские корейцы – и провести компаративный анализ политико-правовых и социокультурных процессов в двух субэтнических группах от советских эпохи до наших дней. По логике под материковыми корейцами следует понимать не только корейцев в бывших советских республиках, но также в Китае, США и Европе, однако в нашем случае под “материковскими” подразумеваются только этнические корейцы в континентальной части СНГ.
7 Априори считается, что основная причина различий между двумя субэтническими диаспорами заключается в разных исторических эпохах и политико-правовых условиях вхождения в пределы Российской империи и Советской Союза. Такая асинхронность обусловила расхождения в их социокультурных характеристиках и идентичности.
8 Вопрос об идентичности “кто мы?” часто тесно связан с вопросом “где мы?”, поэтому формирование самосознания, в т.ч. этнического, рассматривается нами во взаимосвязи в пространственно-временном континууме. Мы опираемся на теорию “place identity” (дословно “идентичность места”), предложенную в 80-х годах прошлого века психологами Г.М., Прохански, А.К. Фабианом, К.М. Корпела (Prochansky et al. 1983) и др. и получившую развитие в работе С.Л. Твиггер-Росса и Д.Л. Уззеля (Twigger-Ross, Uzzel 1989). Концепция идентичности места применяется в некоторых исследованиях, в которых анализируется автономно или компаративно парадигма “континентальности” (continentality) или “островности” (insularity). Однако при сравнительном анализе “материковских” и сахалинских корейцев это построение не представляется целесообразным и продуктивным.
9 Как правило, анализ сложного объекта предполагает его сегментирование, поэтому сравнительное исследование двух групп этнических корейцев осуществлено по следующим аспектам: историко-демографический, правовой, экономический, этнокультурный, этноязыковой, институциональный и международный.
10

Периодизация истории переселения.
11 Прежде всего, необходимо отметить асинхронность в истории переселения корейцев в Приморье и на Южный Сахалин. Обезземеленные корейские крестьяне начали переходить на русский Дальний Восток в первой половине 1860-х годов. Не углубляясь в уже известные детали переселенческого движения народа, отметим, что оно продолжалось вплоть до конца 1920-х годов, когда утвердившаяся советская власть сумела укрепить свои границы и положить конец перемещению иноземцев в свои пределы.
12 Сахалинские корейцы оказались на острове добровольно, затем их стали принудительно мобилизовать на шахты и заводы. С начала 1930-х годов до 1945 г. японские колониальные власти перевезли десятки тысяч корейцев на Карафуто – южную часть о-ва Сахалин. Туда же стали переезжать семьи, оставшиеся в Корее без кормильца.
13 В рамках сотрудничества между СССР и КНДР в 1946–1949 гг. на Сахалин были мобилизованы около 26 тыс. северокорейцев – в основном для работы в рыбной отрасли. Из них приблизительно 14,5 тыс. человек вернулись на родину, оставшиеся стали частью населения Сахалинской обл. В этот же период времени на остров прибыло 450 тыс. переселенцев с материка. Среди них было около 2000 корейцев из Казахстана и Средней Азии (Щеглов 2000; Ким 2006). На этом численно значимые миграции корейцев на Сахалин прекратились.
14

География расселения.
15 Корейцы, приехавшие на материковую часть Дальнего Востока, первоначально обосновались в Приморье, регионе общей площадью порядка 165 тыс. кв. км. Затем ареал расселения добровольно и принудительно расширился до Хабаровского края, Приамурья, Забайкалья и Северного Сахалина и достиг свыше 6 млн кв. км. Депортация 1937 г. рассеяла корейцев по Казахстану и Средней Азии, чья совокупная площадь составляет более 3 млн кв. км. Отправка в послевоенный период свыше 2,5 тыс. корейцев (с членами семей) из Казахстана и Узбекистана в специальные командировки в Северную Корею и на Южный Сахалин хоть и временно, но расширила географию проживания “материковских” корейцев, и она вышла за пределы государственных границ СССР. Ускоренная урбанизация, специфическая отходническая полулегальная предпринимательская деятельность, известная под названием кобонди3, обязательная военная служба в Советской Армии, обучение в университетах и институтах – все это увеличило ареал присутствия данного народа на одной шестой части суши планеты Земля.
3. Кобонди – специфическое, присущее именно советским корейцам полулегальное занятие овощеводством и бахчеводством под руководством лидера-бригадира, основанное на групповом арендном подряде земли и связанное с сезонными территориальными миграциями.
16 Вплоть до 1970-х годов корейцы Сахалина не могли покидать места своей приписки и проживали только на территории площадью 36 тыс. кв. км (общая площадь Сахалина – 76 тыс. кв. км). Почти ни у кого из них не было советского паспорта. Жизнь этих людей напоминала крепостное право. Лишь с приобретением гражданства молодые сахалинские корейцы смогли уезжать на учебу в вузах, службу в армии и на работу в другие регионы СССР.
17 Ограничение возможности передвижения, островной образ жизни и изоляция от основной массы советских корейцев сказались на сохранении специфики социокультурного облика и правового статуса сахалинской диаспоры.
18

Численность.
19 Количество “материковских” корейцев постоянно росло в течение 150-летней истории, о чем свидетельствуют архивные документы и материалы переписей населения: 1895 г. – 18 400 чел.; 1905 г. – 28 500; 1923 г. – 103 482; 1929 – 150 795; 1939 – 182 339; 1959 г. – 313 735; 1970 г. – 357 507; 1979 г. – 388 926, 1989 г. – 438 6504.
4. Составлено по данным переписей населения, а также трудам А.Т. Кузина, Ю.И. Дин и Пак Сын Ы (Кузин 2006, Дин 2015, Пак Сын Ы 2019).
20 Следует отметить, что с 1893 по 1937 г. в северной (российской, а затем советской) части Сахалина образовалась группа корейцев, депортированная, как и коре сарам, в Казахстан и Узбекистан. Начиная с 1959 г. Всесоюзные переписи включали в число корейцев и тех, кто проживал на Сахалине, но получил паспорт СССР. Указанная миграция сахалинских корейцев привела к снижению их количества на острове, а их включение в число советских граждан увеличило корейское население страны.
21 Говоря о численности сахалинцев, нужно различать тех, кто проживал и проживает в настоящее время на острове, и тех, кто отсюда происходит, – “сахалинских корейцев” второго и третьего поколения, переселившихся на материковую часть стран СНГ, а также представителей первого поколения, репатриировавшихся в Южную Корею. Количество корейцев в Сахалинской обл. достигло пика в 1951 г., составив почти 43 тыс. человек. Позже оно постоянно уменьшалось. Не вдаваясь в детали, отметим, что с момента присоединения южной части острова к территории СССР до настоящего времени численность сократилась больше чем наполовину (до 26,4 тыс. чел. в 2019 г.). Количество “сахалинских корейцев” по происхождению, но проживающих за пределами острова, с трудом поддается подсчету.
22

Миграционные процессы.
23 Корейцы, переселившиеся на материковую часть России, оказались вовлеченными в разные виды, формы и способы миграционной подвижности, любая из которых могла бы стать темой самостоятельного и специального исследования. Самыми существенными аспектами в перемещениях этого народа явились расширение ареала проживания и смена сельской среды на городскую.
24 За последние несколько лет численность “материковских” корейцев в Южной Корее взлетела до отметки 85 тыс. человек. Этот факт объясняется причинами экономического характера. С одной стороны, в большинстве стран СНГ наблюдается затяжная рецессия в экономике, резкое падение уровня доходов, ухудшение качества жизни и рост безработицы. С другой, Южная Корея притягивает спросом на людские ресурсы, возможностью получать достойные деньги и предоставляет русскоязычным корейцам визу “зарубежных соотечественников” F4 и трудовую визу H2 (Kim 2017). Выезд на заработки продолжается, а число вернувшихся совершенно незначительно – по видимости, временная трудовая миграция перерастает в так называемое ПМЖ (постоянное место жительства).
25 Отличительной особенностью перемещений сахалинских корейцев стала их репатриация в Японию, Южную Корею и частично в КНДР. В советские времена имелись случаи насильственного выдворения гражданских активистов из числа сахалинских корейцев, требовавших выезда в Японию или Республику Корея. Их высылали в Северную Корею, что являлась своего рода наказанием для этих борцов за свои права. С середины 1990-х годов в результате договоренностей между Москвой, Сеулом и Токио началась репатриация первого поколения сахалинских корейцев в Южную Корею. Всего переехало свыше 4 тыс. человек пожилого возраста, из которых к настоящему времени более 1 тыс. умерло на земле своих предков. Репатриация сахалинских корейцев почти иссякла, т.к. в СНГ остались практически только те, кто не способен переехать по состоянию здоровья. Как бы ни было прискорбно, но через каких-то 20–25 лет в Южной Корее прекратится физическое присутствие сахалинских репатриантов.
26

Межэтнические браки как демографический фактор.
27 Начиная с 1960-х годов важным фактором этнодемографических процессов среди “материковских” корейцев стали браки с представителями других национальностей. Их доля росла с каждым десятилетием и в конце 1980-х годов, например, в г. Алма-Ате составляла около 40% (Ем 1998). В столицах союзных республик, где проживали численно большие группы коре сарам, удельный вес межэтнических браков был значительно выше, чем в деревнях или других городах (Козьмина 2014). В урбанизированной среде 1980–1990-х годов в них вступало приблизительно равное количество корейских мужчин и женщин. А в сельской местности браки оставались преимущественно внутриэтническими, и случаи замужества женщин-кореянок за представителями иных народов были нечастыми. Дети в национально-смешанных семьях за редким исключением идентифицировали себя по происхождению отца.
28 Как известно, в досоветский период сахалинские корейцы иногда женились на японках, что дало им основание для послевоенной репатриации как членам семьи. При этом среди островных корейцев, в отличие от “материковских”, были распространены преимущественно внутригрупповые браки. Лишь в конце 1970-х годов появляются национально-смешанные семьи и учащаются случаи заключения союзов между сахалинскими и континентальными корейцами. В настоящее время браки молодых корейцев острова с представителями иных национальностей стали обыденностью.
29

Правовой статус.
30 Наличие паспорта гражданина СССР являлось в 1945 – 1980-х годах одним из главных критериев различия между “материковскими” и сахалинскими корейцами. К окончанию Великой Отечественной войны практически все взрослые коре сарам, депортированные в Казахстан и Среднюю Азию, имели советское гражданство. Они в значительной степени прошли советизацию еще до 1937 г., а за годы войны доказали своим самоотверженным трудом преданность власти, и с них был снят ярлык “неблагонадежного народа” (Kho 1987). Отличное владение русским языком, высокий уровень образования, крепкие навыки организационной и руководящей работы, а самое главное – “преданность коммунистическим идеалам” стали основанием для командирования численно крупной группы “материковских” корейцев для “советизации” сахалинцев (Бугай 2007). Специально присланные коре сарам заняли на острове руководящие должности в производстве, образовании, культуре, силовых органах и во всех других сферах. Статус прибывших советских корейцев был намного выше, чем у сахалинцев, оказавшихся под их началом. К этому времени относится появление слова кхынтанбеги, так жители острова презрительно называли “материковских” сородичей. Среди сахалинских корейцев вплоть до конца 1970-х годов довольно крупной оставалась доля лиц “без гражданства”, которых в просторечии именовали бэгэ.
31 В 1985 г. из 31 664 сахалинских корейцев 20 522 человек имели советское гражданство, 1259 являлись гражданами КНДР, а 9883 были лицами без гражданства. В 2018 г. численность представителей этой диаспоры на острове составляла 26,4 тыс. человек, и доля людей без паспорта РФ среди них почти сводилась к нулю (Пак 2019).
32

Трудовая деятельность.
33 Корейские переселенцы на русский Дальний Восток продолжили свое привычное крестьянское занятие, приспособившись к местным природно-климатическим условиям. По необходимости и при возможности они брались также за иные виды трудовой деятельности (Насекин 1904). После депортации корейцы продолжили работать в сельском хозяйстве, но уже в новых условиях колхозного производства. В Казахстане и Средней Азии советские корейцы зарекомендовали себя отменными земледельцами, получавшими рекордные урожаи зерновых, прежде всего риса, овощных, бахчевых и технических культур, таких как хлопок, сахарная свекла, кукуруза и кенаф (Ким 1965; Ким 1993; Кан 1995; Хан, Сим 2014). В связи с интенсивной сельско-городской миграцией в 1960-х годах доля аграрников среди них стала резко сокращаться. К 1970–1980-х годам “материковские” корейцы, проживавшие в городской среде, трудились в разных сферах производства, оказания услуг, в образовании, науке, культуре и т.д. В последние десятилетия советской эпохи удельный вес корейцев, занятых физическим трудом, сокращался, а число работников умственного труда увеличивалось. Однако следует упомянуть, что немало коре сарам, живших в городах, имевших высшее образование и работавших по профессии, практиковало в 1960–1990-х годах вышеупомянутое кобонди (Kim 2008). К закату Советского Союза они превратились в образцовую “национальную группу”, достигшую высоких показателей и результатов во всех сферах общественной деятельности.
34 Несмотря на плановое коллективное производство, общие условия труда, возможность выбора профессии, корейцы зачастую выбирали определенные виды деятельности, и это, вероятно, объясняется их этническим наследием. Например, в многонациональных колхозах и совхозах они занимались в основном полеводством, но не животноводством. Среди них было много бухгалтеров и плановиков, но не кадровиков. Среди женщин-кореянок заметную долю составляли портнихи, а повар в общепите был довольно редкой для них профессией. Немало мужчин-корейцев трудилось в органах МВД всех уровней, от республиканских до районных, и гораздо меньше – в военных ведомствах. В милиции они отличались в УГРО (Уголовном розыске) или ОБХСС (Отделе борьбы против хищения социалистической собственности), но редко работали в ГАИ (Государственная автоинспекция). На заре разгосударствления экономики и торговли в горбачевскую перестройку и позже, в условиях зарождающегося “дикого рынка”, этнические диаспоры постсоветского пространства стали занимать в малом бизнесе и предпринимательстве избранные ниши (Waldinger 1994).
35 Массовое переселение корейцев в японскую префектуру Карафуто5 было напрямую связано с работой на шахтах, а также на фабриках и заводах военно-промышленного комплекса. Т.е. сахалинские корейцы в отличие от “материковских” соплеменников трудились изначально в фабрично-заводском, горнодобывающем и строительных секторах экономики. Но они были в своей основной массе, как и первые переселенцы в русское Приморье, выходцами из малограмотного обезземеленного крестьянства. Поэтому, когда наступили тяжелые и голодные послевоенные годы, сахалинские корейцы занялись огородничеством. Для решения продовольственного кризиса на острове советские власти разрешили им торговать на рынках выращенными овощами (Дин 2015: 113).
5. Карафуто – южная часть о. Сахалин, в 1905–1945 гг. входившая в состав Японской империи.
36 Таким образом, как для континентальных, так и для сахалинских корейцев занятие традиционной крестьянской деятельностью составило основу для материального благополучия, формирования положительного имиджа трудолюбивых людей, дало опыт и навыки предпринимательства, облегчившие им вхождение в рыночную экономику постсоветского периода.
37

Этнокультурные процессы.
38 Отметим сразу, что изначально у “материковских” (Джарылгасинова 1980) и сахалинских корейцев в силу происхождения из разных географических регионов этнической родины имелись различия в бытовой культуре. На корейцев Южного Сахалина существенное влияние оказали такие факторы, как ассимиляторская политика японских колониальных властей, длительное пребывание в потерявшей независимость Корее и на острове, природно-климатическая среда, абсолютное доминирование окружающего русского населения, пространственная близость с Корейским п-вом и дружеские отношения между СССР и КНДР. Безусловно, изолированный и компактный ареал проживания предопределил интенсивность внутриэтнических контактов.
39 Континентальные корейцы в большей степени, нежели их соплеменники на Сахалине, утратили атрибуты традиционной материальной культуры. В обычаях советских корейцев в Казахстане и Средней Азии под влиянием внешней среды, полиэтнического, мультикультурного окружения появились инновации, не характерные для корейцев острова. Мировая и русская культура, образ жизни, традиции титульных наций советской Центральной Азии оказали значительное воздействие на их профессиональную и народную культуру.
40 В то же время отмечаются сходства. Если говорить о материальной культуре, то оно заключается в устойчивой приверженности традиционной пище. В духовной культуре речь идет о строгом соблюдении похоронно-поминальной обрядности (Джанг 2006). Однако и в питании, и в ритуале похорон все же есть существенные различия. Скажем, в рационе “материковских” корейцев потребление морепродуктов сократилось до минимума, в то время как на столах сахалинцев дары моря занимают существенное место. Другой пример, но уже из антропонимики: островные корейцы старшего поколения зачастую имели традиционное корейское и параллельное японское имя. Многих детей, рожденных в начальный период проживания этого народа на Южном Сахалине, также нарекали корейскими именами, однако позже многие из них взяли себе “придуманные” русские (европейские). Что касается “материковских” корейцев, то уже в 1940-е годы у них начался ускоренный переход на трехсоставную русскую антропонимическую модель, сокращенно именуемую ФИО, т.е. фамилия, имя, отчество (Джарылгасинова 1970).
41 Есть и различия в корейской семейной обрядности, например, в то время как островная субэтническая диаспора отмечала бэк-иль – сто дней со дня рождения ребенка, “материковские” корейцы празднуют только его годовщину – доль (а сянджи) (Ли 2001). В Казахстане и Узбекистане представители этого народа обязательно справляют хвегаб (хангаби) – 60-летний юбилей, но почти утратили кохи – торжество по случаю 70-летия человека, которое широко практиковалось среди сахалинских корейцев. Можно привести еще множество других примеров сходств и различий в традиционной культуре двух сообществ, однако ограниченный объем статьи не позволяет провести детальное сравнительное исследование.
42

Этноязыковые характеристики.
43 “Материковские” корейцы с начала переселения в Россию в последней трети XIX в. и до настоящего времени являются носителями диалекта под названием коре мар. Это язык самых старших возрастных групп, существовавший в устной разговорной форме и использовавшийся лишь в семейно-бытовой сфере. Далекие предки переселенцев на русский Дальний Восток и, следовательно, тех, кто проживает сегодня в Центральной Азии и материковой части России или мигрировал в последнее десятилетие в Южную Корею, происходили в большинстве случаев из провинции Северный Хамген. Один из субдиалектов этого региона – югып (шесть уездов) – составляет основу коре мар (King 1987; Пак 2005). Продолжительная изоляция от развивавшихся литературных языков Сеула и Пхеньяна, поглощение коре мар диалектизмов южных провинций, консервация архаики и, наконец, влияние русского языка привели к образованию этого лингвистического феномена. Сегодня на данном диалекте уже не говорят, социолингвисты констатируют завершение языковой ассимиляции “материковских” корейцев, полностью перешедших на русский язык.
44 Корейцы, оказавшиеся на Южном Сахалине, происходили в основной массе из южных провинций своей этнической родины. Жизнь в японской префектуре Карафуто и жесткая политика японизации стали причиной того, что они практически перестали использовать свой язык во многих сферах: административной, культурно-образовательной, производственной и т.д. Первое поколение сахалинских корейцев несравненно лучше владело японским, нежели русским. После присоединения острова к территории СССР корейские дети получили возможность учиться на корейском и русском языках. Однако в мае 1963 г. было принято решение о реорганизации корейских школ в обычные советские – с обучением на русском. Закрылись также Поронайское и Южно-Сахалинское корейские педагогические училища. Ликвидация уроков корейского языка, повсеместное использование русского и жизненная необходимость владения им привели к ускоренной смене родного языка. По данным переписи 1989 г., из 35 тыс. сахалинских корейцев считали таковым свой национальный язык только 12,9 тыс. человек, тогда как в 1970 г. – 28 тыс. Однако на самом деле число владевших корейским языком как родным было намного меньше. К моменту развала Советского Союза второе поколение сахалинских корейцев (рожденных на острове после 1945 г.), так же как и “материковских” (рожденных на Дальнем Востоке до 1937 г. и депортированных в Центральную Азию), почти полностью обрусело по языковому признаку. Третье поколение утеряло свой национальный язык и уже не знает корейской письменности. Таким образом, как “материковские”, так и сахалинские корейцы не избежали судьбы диаспорных сообществ, теряющих со сменой поколений в добровольной или принудительной форме свой национальный язык и переходящих на язык доминирующей этнической среды. Схема смены родного этнического языка, условно обозначенного как А, на приобретенный универсальна для всех диаспор: А ►АВ ►ВА ►В. То есть первое поколение иммигрантов использует преимущественно родной язык А. Затем в процессе аккультурации наряду с ним употребляется доминирующий язык страны проживания В, который, как правило, для второго поколения становится первичным, а в зависимости от условий и вовсе новым родным. В третьем поколении иммигрантов, которое трансформируется в диаспору, происходит языковая ассимиляция (You, Ha 2018). Сахалинские корейцы, так же как их сородичи на материке, прошли эти ступени смены родного корейского языка на ставший родным русский. Различие заключалось в конкретно-историческом периоде ассимиляции, предопределившем характер и скорость смены.
45 На гребне горбачевской триады во внутренней политике и поднявшейся волны “этнического ренессанса” корейцы Советского Союза, как и все другие этнические группы и диаспоры, проявили живой интерес к своему забытому родному языку. С установлением дипломатических отношений СССР (а позже – стран СНГ) с Южной Кореей заново наладилась система обучения корейскому, ставшему востребованным. На корейских отделениях вузов России, в т.ч. на Сахалине, а также во всех суверенных государствах постсоветского пространства преподают сеульский литературный стандартный язык.
46

Диаспорные общественные организации.
47 Политическая программа последнего Генсека КПСС Михаила Горбачева “Перестройка, гласность и демократизация” позволила создавать общественные организации по этническому признаку. В итоге повсеместно стали возникать диаспорные ассоциации под названием “национальные культурные центры”. Первичными уставными задачами этих организаций стали возрождение народных обрядов, традиций, обычаев и реанимация полумертвых “родных” языков. На смену единому советскому народу пришло множество этнических групп, больших и малых. Они принялись создавать свои диаспорные сети, консолидирующие ее членов по принципу единокровия.
48 Все корейские национальные культурные центры образовывались по одним и тем же стандартным лекалам и прошли схожие пути становления и развития. Одинаковыми оказались проблемы, с которыми они столкнулись, совершались одни и те же ошибки, повсеместно возникли аналогичные противоречия среди руководства, и реальные достижения и результаты не особо отличались друг от друга (Ассоциация 2000; Десять лет спустя 2002).
49 Со временем появились корейские организации, сформированные по возрастному признаку: общества пожилых людей (Корёноин, Ноидан, Ноинхве и пр.), молодежные клубы и центры; по гендерному принципу – женские клубы; профессиональные альянсы: например, научно-технические общества (АНТОК, КАХАК, ТИНБО), офицерские клубы, ассоциации творческой интеллигенции и т.д. Объединяться стали по общим интересам и хобби: шахматные клубы, певческие хоры, танцевальные ансамбли. На начальном этапе деятельности корейских общественных организаций больше всего возникло кружков по изучению корейского языка. Некоторые объединения были инициированы и получили материально-финансовую помощь от исторической родины, причем первоначально из двух стран: КНДР и Республики Корея. Хорошо известна история противостояния ВАСК (Всесоюзной ассоциации советских корейцев), ориентировавшейся на сотрудничество с Южной Кореей, и просеверокорейской АСОК (Ассоциация содействия объединению Кореи). При поддержке Южной Кореи были учреждены “Общества потомков борцов национально-освободительного движения Кореи”, отделения “Консультативного совета по мирному и демократическому объединению Кореи”, секции тэквондо, группы самульнори и т.п. (Энциклопедия 2017).
50 На Сахалине в отличие от других регионов России и стран СНГ образовались инициативные группы и организации для решения проблем гражданства и репатриации, например, “Общество по репатриации корейцев Карафуто” Пак Но Хака, “Областная общественная организация разделенных семей сахалинских корейцев”, “Общество по увековечиванию памяти Пак Но Хака”, “Региональная общественная организация сахалинских корейцев” (РООСК) и т.п. (Дин 2015: 196–198). В решении вопроса репатриации корейцев острова активную роль сыграло южнокорейское Национальное общество Красного креста, деятельность которого не отмечена в регионах проживания коре сарам.
51 В связи с резким ростом числа русскоязычных переселенцев в Южной Корее возникла необходимость решения острых проблем, возникших с их прибытием. Правительство делегировало часть своих полномочий по адаптации этнических корейцев – трудовых мигрантов южнокорейским НПО, финансируя их деятельность. Недавно появилась первая Ассоциация коре сарам в Республике Корея (г. Ансан), и она только начинает свою деятельность. На сегодняшний день общение русскоязычных корейцев в этой стране происходит по большей части через социальные сети, в самую большую группу на Facebook “82-е авеню – Наши в Корее” входят (по состоянию на 10.08.2019) 108 882 участника. Предположительно, в основном это люди, которые пребывают в настоящее время в Корее. Доля тех, кто вошел в нее, находясь за пределами данного государства, или не относится к этническим корейцам, пока неизвестна. В социальных сетях возникла целая сеть групп с определением “русскоязычный” и названием города: русскоязычный Ансан, Инчхон, Кванджу, Сеул, Пусан и т.д. Контент этих сообществ касается совсем немногих тем, это в основном коммерция, реклама и объявления, вопросы и ответы бытового характера.
52 Контактов в среде сахалинцев-репатриантов, по свидетельствам информантов, очень мало, т.к. все они в преклонном возрасте, многие по состоянию здоровья весьма ограничены в передвижении. В большинстве своем иммигранты живут замкнуто, потому что дети и родственники остались на Сахалине. Они тоскуют по России, их адаптация в Корее проходит тяжело.
53

Отношения с этнической (исторической) родиной.
54 В отличие от иных этнических меньшинств, проживающих за пределами своей исторической родины, диаспора поддерживает с ней обширные связи. Роль такого сообщества в международных отношениях не вызывает ныне сомнений и стала одной из популярных тем исследований и дискуссий. В этой связи мы предлагаем различать коллективную форму медиации “материковских” и сахалинских корейцев и посредническую миссию диаспорных элит, т.е. наиболее влиятельных, способных и патриотически настроенных представителей народа (Ким 2016).
55 В Советском Союзе, проводившем политику “пролетарского интернационализма”, об отношениях с Южной Кореей не могло быть и речи. Поэтому советские корейцы, в т.ч. проживавшие на Сахалине, вынуждены были иметь связи лишь с Северной Кореей. Сейчас уже не секрет, что в строительстве социализма в братской КНДР важную роль сыграли несколько сотен хорошо образованных коре сарам.
56 Попытки наладить контакты между Советским Союзом и Республикой Корея начались с горбачевской перестройкой и провозглашением “северной политики” президента Ро Дэ У. Затем, после крушения СССР и распада блока социалистических стран, суверенные государства постсоветского пространства поспешили установить официальные отношения с Южной Кореей. С открытием южнокорейских посольств в странах СНГ, прежде всего в России и странах Центральной Азии, отношения “материковских” и сахалинских корейцев с этнической родиной стали набирать с каждым годом обороты и объемы (Мен 2008). В Республике Корея за последние тридцать с небольшим лет многие из них превратились из “зарубежных корейцев” в “соотечественников”, вернувшихся в материнское лоно. По всей видимости, в силу ряда обстоятельств и причин число коре сарам продолжит свой рост в этой стране. Дети, относящиеся к четвертому поколению “зарубежных соотечественников”, в случае длительного проживания на этнической родине пройдут адаптацию и аккультурацию, а затем ассимилируются в южнокорейском обществе, став полноправными гражданами Республики Корея.
57

Идентичность и менталитет.
58 На сегодняшний день можно утверждать, что в СНГ сформировались две субэтнические корейские диаспоры, у которых есть как сходства, так и различия в идентичности и менталитете. “Материковским” и сахалинским корейцам как диаспорам присущи диаспоральная, этническая и национальная идентичности, которые разнятся по многим параметрам, но несут в себе одно изначальное ядро – “этничность”. Прежде всего, члены обеих групп относят себя к одному корейскому этносу, утверждая приблизительно следующее: “Все мы корейцы, включая тех, кто живет на Юге и Севере Кореи и за пределами Корейского полуострова”. Во-вторых, они отличают себя по паспорту. И хотя корейцы в континентальной части России и на острове Сахалин имеют одинаковое гражданство Российской Федерации, у них есть несовпадения в диаспорном самосознании. На индивидуальном уровне у каждого может быть свой приоритет при выборе из трех видов идентичности, но в этом случае речь идет не о групповой идентичности, а о личной самоидентификации.
59 Значение и роль структурных элементов национального самосознания диаспоры меняются в зависимости от особенностей историко-политической ситуации, уровня консолидации, специфики этнического окружения. У сообществ с долгой историей проживания за пределами исторической родины этноразличительные признаки смещаются прежде всего в обычаи и ритуалы. Их представители в полной мере ощущают себя иными, отличными от других, именно в традиционной семейной обрядности, бытовой культуре и в дни древних народных праздников.
60 В основе менталитета “материковских” и сахалинских корейцев лежит общее историческое и социально-культурное развитие народа, населявшего Корейский полуостров. Разница в судьбе переселенцев на русский Дальний Восток в последней трети XIX в. и тех, кто оказался на Карафуто в 30–40-е годы XX в., положила начало дивергентным процессам в мировосприятии двух субэтнических групп. В то же время жизнь согласно единому кодексу строителя коммунизма и принципам советской идеологии, морали и “правилам советского общежития” стерла некоторые различия между “материковскими” и островными корейцами. Однако до сих пор считается, что на менталитете сахалинцев сказались десятилетия японского господства и характер островных корейцев первого поколения оставался на советской территории в значительной степени “японизированным” (Morris-Suzuki 2001).
61 За прошедшие почти три десятилетия после развала Советского Союза суверенные государства, возникшие на обломках державы, прошли разные пути трансформации и развития. Это повлекло за собой формирование различных условий существования корейских диаспор и продолжение дивергентных процессов в их среде. В обиход уже входят такие этнонимы, как “российские”, “узбекские”, “казахские” корейцы. Зачастую можно слышать, как корейцы Казахстана называют своих соплеменников в соседнем государстве “узбеками”, и наоборот.
62 Сахалинских корейцев, как и прежде, не принимают в семью коре сарам. Т.е., подводя черту, можно прийти к выводу, что до сих пор разделительные грани между двумя сообществами не стерты, более того, наметились разломы между группами “материковских” корейцев, проживающих в разных государствах. Не исключено, что через десятилетия речь будет идти не о субэтнической диаспоре коре сарам, а о “корейской диаспоре России”, “диаспоре корейцев Казахстана”, “узбекской корейской диаспоре” и т.д. Однако это пока предположение, требующее аргументированного научного доказательства.
63 На Сахалине, как считает Пак Сын Ы, современная корейская диаспора уже не делится на “местные”, “материковские” и “северокорейские” группы (Пак 2019: 258). В настоящее время в ней почти завершился процесс аккультурации, т.к. третье-четвертое поколения русифицировались, утратили знание корейского языка и многие элементы этнической культуры.
64

Выводы.
65 В постсоветском пространстве сформировались две основные субэтнические корейские диаспоры. К первой относятся так называемые “материковские” корейцы – те, кто проживает в континентальной части России и Центральной Азии и является потомками добровольных переселенцев из Кореи на русский Дальний Восток, насильственно выселенных в 1937 г. в Казахстан и Узбекистан. Вторую субэтническую диаспору составляют сахалинские корейцы, прибывшие по собственному желанию и принудительно на южную часть Сахалина, которая стала советской территорией по итогам Второй мировой войны.
66 Начавшиеся после развала СССР дивергентные процессы в единой этнической группе советских корейцев ведут к формированию отдельных диаспор Казахстана, России, Узбекистана и других стран СНГ. Среди корейцев континентальной части постсоветского пространства до настоящего момента остаются представление об общности происхождения и исторической судьбы, русскоязычное единство, сходства социокультурных параметров. Несмотря на то что различия между казахстанскими, российскими, узбекскими и т.д. корейцами растут с каждым годом, как и прежде, все они – вместе и врознь – идентифицируют себя отдельно от сахалинских корейцев.
67 За семь с лишним десятилетий, прошедших с 1945 г., различия между субэтническими группами континентальных и островных корейцев во многом стерлись, теперь они стали схожими по этнокультурным и языковым характеристикам. Количество корейцев Сахалина постоянно сокращается, молодые представители этого сообщества переезжают на “материк”, рождаемость скатилась к минимальным отметкам, на историческую родину репатриировалась численно значимая группа первого поколения. В перспективе актуализируется вопрос сохранения целостности сахалинских корейцев как автономной субэтнической диаспоры.
68

Примечания
69
  1. Коре сарам (кор. 고려 사람) – самоназвание, которое взяли себе корейские переселенцы на российский Дальний Восток, передававшееся из поколения в поколение и сохранившееся среди корейцев СНГ.
  2. В книге “Коре сарам: историография и библиография” содержатся наименования 282 печатных трудов о корейцах в Российском империи, 621 – о корейцах в Советском Союзе и на постсоветском пространстве, а также 176 работ о корейцах на иностранных языках (Ким 2000). В настоящее время готовится расширенное и дополнение издание, включающее публикации, вышедшие до 1 января 2020 г.
  3. Кобонди – специфическое, присущее именно советским корейцам полулегальное занятие овощеводством и бахчеводством под руководством лидера-бригадира, основанное на групповом арендном подряде земли и связанное с сезонными территориальными миграциями.
  4. Составлено по данным переписей населения, а также трудам А.Т. Кузина, Ю.И. Дин и Пак Сын Ы (Кузин 2006, Дин 2015, Пак Сын Ы 2019).
  5. Карафуто – южная часть о. Сахалин, в 1905–1945 гг. входившая в состав Японской империи.

References

1. Associaciya 2000 – Associacii korejcev Kazaxstana – 10 let. Almaty`: Dajk-Press, 2000.

2. Desyat` let spustya 2002 – Desyat` let spustya (k 10-j godovshhine Associacii korejskix kul`turny`x centrov Uzbekistana). Tashkent; Seul: RAKKCzU, 2002.

3. Kim 2000 – Kim G.N. Kore saram: istoriografiya i bibliografiya. Almaty`: Қazaқ universitetі, 2000.

4. Li 2001 – Li G.N. Oby`chai i obryady` korejcev SNG. Moskva: RAEN, 2001.

5. E`nciklopediya 2017 – E`nciklopediya korejcev Kazaxstana. Almaty`: Kaxak, 2017.

6. Bang, Ilgwon. 2012. Hanguggwa leosiaui sahallin han-in yeongu yeongusaui geomto [Review of Sakhalin Koreans Studies in Korea and Russia]. 동북아역사논총 38: 363–413.

7. Bok, Zi Kou. 1989a. K voprosu “O problemakh sakhalinskikh koreitsev” [To the Question “About the Problems of the Sakhalin Koreans”]. In Nam zhizn’ dana [The Life is Given to Us], edited by Sun Dyun Mo, 3–13. Yuzhno-Sakhalinsk: Dal’nevostochnoe knizhnoe izd-vo.

8. Bok, Zi Kou. 1989b. Sakhalinskie koreitsy: problemy i perspektivy [Sakhalin Koreans: Problems and Prospects]. Yuzhno-Sakhalinsk: Sakhalinskii oblastnoi kraevedcheskii muzei.

9. Bok, Zi Kou. 1993. Koreitsy na Sakhaline [Koreans on Sakhalin], edited by M.S. Shirokov. Yuzhno-Sakhalinsk: Iuzhno-Sakhalinskii gos. pedagogicheskii institut.

10. Bugai, N.F. 2007. Koreitsy stran SNG: obshchestvenno-“geograficheskii sintez” (nachalo XXI veka) [Koreans of the CIS Countries: Socio-“Geographical Synthesis” (the Beginning of the 21st Century)]. Moscow: Grif i K.

11. Din, Yu.I. 2015. Koreiskaia diaspora Sakhalina: problema repatriatsii i integratsiia v sovetskoe i rossiiskoe obshchestvo [The Korean Diaspora of Sakhalin: The Problem of Repatriation and Integration into Soviet and Russian Society]. Yuzhno-Sakhalinsk: Sakhalinskaia oblastnaia tipografiia.

12. Dzharylgasinova, R. 1980. Osnovnye tendentsii etnicheskikh protsessov u koreitsev Srednei Azii i Kazakhstana [The Main Trends in Ethnic Processes among the Koreans of Central Asia and Kazakhstan]. In Etnicheskie protsessy u natsional’nykh grupp Srednei Azii i Kazakhstana [Ethnic Processes in the National Groups of Central Asia and Kazakhstan], edited by L.S. Tolstov, 43–73. Moscow: Nauka.

13. Dzharylgasinova, R.Sh. 1970. Antroponimicheskie protsessy u koreitsev Srednei Azii i Kazakhstana [Anthropological Processes among the the Koreans of Central Asia and Kazakhstan]. In Lichnye imena v proshlom, nastoiashchem, budushchem. Problemy antroponimiki [Personal Names in the Past, the Present and the Future. Problems of Anthroponymy], edited by V.A. Nikonov, 133–149. Moscow: Nauka.

14. Hayashi, E. 1991. Shōgen Saharin Chōsenjin gyakusatsu jiken [Testimony: Karafuto Korean Massacre Case]. Nagoya-shi: Fūbaisha.

15. Jang, Joon Hee. 2006. Pokhoronno-pominal’nye obychai i obriady koreitsev Uzbekistana (na materialakh Tashkentskogo vilaiata) [Funeral and Memorial Customs and Rituals of Koreans of Uzbekistan (Based on the Materials of the Tashkent Vilayat)]. PhD diss., Mirzo Ulugbek National University of Uzbekistan.

16. Kan, G.V. 1995. Istoriia koreitsev Kazakhstana [History of Koreans in Kazakhstan]. Almaty: Gylym.

17. Khan, V.S. and Hong Yong Sim. 2014. Koreitsy Tsentral’noi Azii: proshloe i nastoiashchee [Koreans of Central Asia: Past and Present]. Moscow: MBA.

18. Kho, Songmoo. 1987. Koreans in the Soviet Central Asia. Studia Orientalia 61: 1–262.

19. Kim, G. 2008. Ethnic Entrepreneurship of Koreans in the USSR and Post-Soviet Central Asia. Institute of Developing Economies. VRS Monograph Series 446: 1–99.

20. Kim, G. 2017. Migration vs. Repatriation to South Korea in the Past and Present. Journal of Contemporary Korean Studies 4 (1): 35–62.

21. Kim, G.N. 2006. Istoriia immigratsii koreitsev. 1945–2000 [History of Korean Immigration. 1945–2000]. Bk. 2. Pt. 1–2. Almaty: Daik-press.

22. Kim, G.N. 2016. Koreitsy Kazakhstana [Koreans of Kazakhstan]. Astana: AGU.

23. Kim, P.G. 1993. Koreitsy Respubliki Uzbekistan [Koreans of the Republic of Uzbekistan]. Tashkent: Uzbekiston.

24. Kim, Seong Jong. 2006. Sahallin han-indongpo gwihwangwa jeongchag-ui jeongchaeggwaje [Policy Challenges for Returning and Settling of the Sakhalin Korean]. 한국동북아논총 40: 195–218.

25. Kim, Seong Jong. 2009. Sahallin han-indongpo gwihwan-ui jeongchaeg-uijehwa gwajeong yeongu [Study of the Policy Concerning Return and Adaptation Processes of Sakhalin Koreans in Korea]. 한국동북아논총 50: 309–329.

26. Kim, Sin Hwa. 1965. Ocherki po istorii sovetskikh koreitsev [Essays on the History of Soviet Koreans]. Alma-Ata: Nauka.

27. King, J.R.P. 1987. An Introduction to Soviet Korean. Language research 23 (2): 233–277.

28. Korpela, K.M. 1989. Place-Identity as a Product of Environmental Self-Regulation. Journal of Environmental Psychology 9: 241–256.

29. Kostanov, A.I., and I.F. Podlubnaia. 1994. Koreiskie shkoly na Sakhaline: istoricheskii opyt i sovremennost’ [Korean Schools on Sakhalin: Historical Experience and Modernity]. Yuzhno-Sakhalinsk: Arkhivnyi otdel administratsii Sakhalinskoi obl., Sakhalinskii tsentr dokumentatsii noveishei istorii.

30. Kozmina, M. 2014. Ob osobennostiakh mezhnatsional’nykh brakov koreitsev Uzbekistana [About the Peculiarities of Interethnic Marriages of Koreans in Uzbekistan]. In Kore saram. K 150-letiiu pereseleniia koreitsev v Rossiiu [Kore Saram. To the 150th Anniversary of the Relocation of Koreans to Russia], edited by V. Kim, 200–202. Moscow: Media Land.

31. Kuzin, A.T. 1993 Dal’nevostochnye koreitsy: zhizn’ i tragediia sud’by [Far Eastern Koreans: Life and Tragedy of Fate]. Yuzhno-Sakhalinsk: Sakhalinskoe oblastnoe knizhnoe izd-vo.

32. Kuzin, A.T. 2006. Sakhalinskie koreitsy: istoriia i sovremennost’, 1880-2005 [Sakhalin Koreans: History and Modernity, 1880–2005]. Yuzhno-Sakhalinsk: Sakhalinskoe oblastnoe knizhnoe izd-vo.

33. Kuzin, A.T. 2009. Istoricheskie sud’by sakhalinskikh koreitsev. Kn. I: Immigratsiia i deportatsiia (vtoraia polovina XIX v. – 1937 g.) [Historical Destinies of Sakhalin Koreans. Bk. 1: Immigration and Deportation (the Second Half of the 19th Century – 1937)]. Yuzhno-Sakhalinsk: Sakhalinskoe knizhnoe izd-vo.

34. Men, D.V. 2008. Koreia i koreiskaia diaspora Kazakhstana: politicheskii aspekt [Korea and the Korean Diaspora in Kazakhstan: a Political Aspect]. Almaty: Gylym.

35. Miki, M. 2010. Kokkyō no shyokuminti. Karafuto [The Colony on the Board of the State. Karafuto]. Tokyo: Hanawa Shyobo.

36. Ishikida, M.Y. 2005. Toward Peace: War Responsibility, Postwar Compensation, and Peace Movements and Education in Japan. New York: iUniverse, 2005.

37. Morris-Suzuki, T. 2001. Northern Lights: the Making and Unmaking of Karafuto Identity. The Journal of Asian Studies 60 (3): 645–671.

38. Nagasawa, Sh. 2006. Senzen Chōsenjin kankei keisatsu shiryōshū: Karafuto-chō Keisatsubu bunsho [Prewar Korean Relations Police Data Book: Sakhalin Police Department Document]. Tōkyō: Ryokuin Shobō.

39. Nasekin, N. 1904. Koreitsy Priamurskogo kraia [The Koreans of the Amur Region]. Zhurnal ministerstva narodnogo prosveshcheniia 3: 1–61.

40. No, Yeongdon. 2004. Sahallin han-inmunje, eotteohge doego issna [Sakhalin Korean Problem, how is it going?]. OK Times 129: 19–27.

41. No, Yeongdon. 1992. Sahallin han-in-e gwanhan beobjeog jemunje [Legal Issues Concerning Sakhalin Koreans]. 국제법학회논총 37 (2): 123–144.

42. Pak, N.S. 2005. Koreiskii iazyk v Kazakhstane: problemy i perspektivy [Korean Language in Kazakhstan: Problems and Prospects]. Almaty: KazMOiMIa im. Abylai Khana.

43. Pak, Seung Y. 2019. Sakhalinskie koreitsy v poiskakh identifikatsii [Sakhalin Koreans in Search of Identification]. Moscow: Pero.

44. Prochansky, H.M., A.K. Fabian, and R. Kaminoff. 1983. Place Identity: Physical World Socialization of Self. Journal of Environmental Psychology 3: 57–83.

45. Shcheglov, V.V. 2000. Pereselenie sovetskikh grazhdan na Iuzhnyi Sakhalin i Kuril’skie ostrova v seredine 40-kh – nachale 50-kh gg. XX v. [Relocation of Soviet Citizens to Southern Sakhalin and the Kuril Islands in the Mid-40s – Early 50s of the 20th Century]. Kraevedcheskii biulleten’ 4: 54–68.

46. Suh, Dae-Sook, ed. 1987. Koreans in the Soviet Union. Honolulu: Center for Korean Studies, University of Hawaii.

47. Tsupenkova, I.A. 1997. Zabytyi teatr (iz istorii Sakhalinskogo koreiskogo dramaticheskogo teatra. 1948–1959 gg.) [A Forgotten Theatre (from the History of Sakhalin Korean Drama Theatre. 1948–1959)]. Vestnik Sakhalinskogo muzeia 4: 207–213.

48. Twigger-Ross, C.L., and D.L. Uzzel. 1996. Place and Identity Processes. Journal of Environmental Psychology 16 (3): 205–220.

49. Vysokov, M.S. 1999. Perspektivy resheniia problemy repatriatsii sakhalinskikh koreitsev v svete opyta Izrailia, Germanii i drugikh stran [Prospects for Solving the Problem of Repatriation of Sakhalin Koreans in the Light of the Experience of Israel, Germany and Other Countries]. Kraevedcheskii biulleten’ 2: 94–102.

50. Waldinger, R. 1994. The Making of an Immigrant Niche. International Migration Review 1: 3–28.

51. Yem, N.B. 1998. Sovremennye tendentsii mezhnatsional’nykh brakov sredi koreiskogo naseleniia (po rezul’tatam sotsiologicheskogo oprosa koreitsev g. Almaty) [Modern Trends of Interethnic Marriages among the Korean Population (Based on the Results of a Sociological Survey of Koreans in Almaty)]. Vestnik KazGU. Seriia vostokovedeniia 3: 55–62.

52. You, C., and Jangwon Ha, eds. 2018. The Korean Language Spread in Diaspora – Focusing on the Language Education. Monograph of the Center for Korean Diaspora. Berkeley: USLA.

Comments

No posts found

Write a review
Translate