Оценка личной свободы и ответственности студентками в период пандемии COVID-19 и культура безопасности
Оценка личной свободы и ответственности студентками в период пандемии COVID-19 и культура безопасности
Аннотация
Код статьи
S086954150017930-3-1
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Шипунова Татьяна Владимировна 
Аффилиация: Санкт-Петербургский государственный университет
Адрес: Российская Федерация, Санкт-Петербург
Выпуск
Страницы
24-40
Аннотация

Статья посвящена исследованию соотношения личной свободы и ответственности в период пандемии, проведенному среди студенток факультета социологии Санкт-Петербургского государственного университета. Автор связывает ценности свободы и ответственности с формированием культуры безопасности. Эти ценности являются значимыми для всех участниц исследования, но в кризисной ситуации различаются их оценки соотношения личной свободы и ответственности, а влияние на личную ситуацию в период пандемии переживается неоднозначно. Почти треть девушек испытали негативные чувства, вызванные ограничением свободы. К основным стратегиям, помогающим справиться с ситуацией, девушки отнесли: компенсацию дефицита включенности в социум; сближение с семьей; обучение и саморазвитие; отстранение от проблем; повышение комфортности жизни и т.д. Большая часть студенток считает, что их ответственность в период пандемии так или иначе была связана с моральной ценностью прав других людей. Вместе с тем около четверти девушек указали, что использование государством запретительных норм скорее подавляет моральную ответственность граждан, нежели стимулирует ее. Имеющиеся благоприятные предпосылки развития культуры безопасности могут быть укреплены установлением баланса между административно-правовыми мерами и бережным отношением к моральным составляющим свободы и ответственности.

Ключевые слова
безопасность, культура безопасности, свобода, ответственность, пандемия, опасности и риски, девушки-студентки
Классификатор
Дата публикации
23.12.2021
Всего подписок
6
Всего просмотров
92
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать Скачать pdf Скачать JATS
1 Тема здоровья населения занимает одно из ведущих мест в современных научных исследованиях. Особый взгляд на проблематику сложился в антропологии, этнографии и смежных дисциплинах (медицинской антропологии, социологии медицины и т.д.) – ученые уделяют внимание взаимосвязи культуры этноса со здоровьем его представителей. Здесь можно упомянуть развитие социальной истории медицины, в настоящее время интересующейся проблемами пациента, реконструкциями “популярных представлений о болезни, здоровье, лечении, профилактике, телесности и т.д.” (Михель 2009: 304). Одной из важных тем, получивших разную трактовку, является проблема влияния культурных и социальных процессов на становление медицинских идей и реализацию здоровьесберегающих практик в разных этносах (проблема медикализации) (см.: Фуко 2010; Аврусин и др. 2010; Светличная, Смирнова 2017). Для России тема этничности и здоровья относительно нова, но уже можно сказать, что она вызвала большой интерес специалистов, поскольку связана с выделением наиболее значимых факторов, влияющих на лечение и профилактику заболеваний. К этим факторам в первую очередь относятся: генетическая предрасположенность к заболеваниям, географическая среда обитания этнических групп, социоэкономические условия (доступность и качество медицинского обслуживания, восприимчивость медикаментозного воздействия при заболеваниях, тип питания, уклад жизни и т.д.) (Колесникова и др. 2013; Антипов, Антипова 2016).
2 Новые вызовы, предъявленные человечеству пандемией COVID-19, и неопределенность перспектив развития эпидемиологической ситуации повлекли за собой рост интереса ко всем вопросам в области охраны здоровья, касающимся обеспечения безопасности населения страны как специфической общности этносов. В любой катастрофической ситуации различные общности и отдельные индивиды, исходя из культурных предпочтений, по-разному реагируют на опасности, выбирая те или иные стратегии выживания (Щепанская 2020). Однако рациональная организация мер по защите населения требует не только учета разных факторов и продуманной политики в области лечения и профилактики заболеваний, но и развития культуры безопасности, которая может обеспечить включенность индивидов в решение непростых задач поддержания достаточного уровня “сопротивляемости” распространению коронавируса. Одним из факторов формирования культуры безопасности выступает отношение граждан к мероприятиям, которые затрагивают вопросы личной свободы и ответственности. Несмотря на то что имеется опыт изучения указанных проблем (см.: Решетников и др. 2016; Скабёлкина 2017), следует отметить недостаточное развитие данного направления исследований. Между тем это важно для планирования профилактических мер и прогнозирования реакции на них разных социальных и этнических групп. Особый интерес, с нашей точки зрения, представляет исследование среди женщин, поскольку они, с одной стороны, больше, чем мужчины, подвержены тревожности, а с другой – в большей степени ориентированы на меры, связанные с поддержанием здоровья (своего и своих близких). Кроме того, они традиционно участвуют в воспитательном процессе, являясь трансляторами стратегий выживания своим (настоящим или будущим) детям в условиях реальных угроз, что, безусловно, должно сказаться на (небыстром) процессе формирования культуры безопасности в обществе.
3 Роль свободы и ответственности в формировании культуры безопасности: рабочая концепция
4 В условиях введения вынужденных мер, влияющих на привычную повседневную активность в социуме, индивиды становятся особенно чувствительными ко всему тому, что так или иначе затрагивает их фундаментальные нравственные ценности. Одной из таких ценностей является свобода, стремление к которой предстает неотъемлемой естественной потребностью человека. Не случайно поэтому в некоторых странах (Германии, Австрии, Бельгии, Мексике) побег из тюрьмы рассматривается как “инстинктивное право человека стремиться к свободе” и не влечет за собой, при прочих равных условиях, дополнительного увеличения срока наказания (см.: Новиков 2019). В целом, несмотря на то что в философии можно найти разные точки зрения на феномен свободы (от полного отрицания сторонниками бихевиоризма до обоснования стремления к бегству от свободы в условиях современных цивилизационных кризисов [Фромм 2006]), в наиболее распространенном понимании, свобода – это возможность выбора (Михельс 1994; Франкл 1990). В данное определение имманентно включаются проблемы свободы выбора и выбора степени моральной ответственности за свои поступки. Этот груз сопровождает каждого человека на протяжении всей жизни: “От человека зависит, сможет ли он сам определить свой жизненный путь, придерживаясь четких жизненных ориентиров, или не принять и отказаться от своей свободы, перекладывая ответственность на других людей” (Сабитова 2019: 110). Ж.-П. Сартр утверждал, что “человек – это свобода”, подчеркивая тем самым не только инстинктивные устремления человека, но и то, что человек “не может не выбирать” из предлагаемого ему социумом (Сартр 1990: 327). Выбирая, человек становится ответственным не только за свою индивидуальность, “он отвечает за всех людей” (Там же: 324).
5 Свобода – не только культурный феномен, но и родовая характеристика этноса. Действительно, индивидуальный выбор, как и представления о свободе, во многом определяются господствующими коммуникативными кодами, отражающими культурную специфику и самосознание этноса. В разные периоды истории человечества идеологи культивировали разное отношение к свободе. Так, представители “казарменного коммунизма” “отождествляли свободу с диким состоянием человечества, оборотной стороной которого могут быть только преступления и несчастия” (Нанаева 2010: 259). Поскольку свобода как конкретный аспект социальных связей реализуется в повседневных практиках, можно говорить о включенности данного концепта в фундаментальные представления о бытии человека и в его отношение к окружающей реальности. В условиях кризиса власти, наличия реальных угроз и доминирования традиционных (патриархальных) ценностей (прежде всего взаимовыручки и взаимопомощи) идея свободы становится квинтэссенцией духовной культуры этноса и приобретает функцию мерила равенства и справедливости (Там же: 261–262).
6 Вопрос, как свобода и ответственность связаны с культурой безопасности, в период пандемии приобретает особое значение в силу критического состояния общественного здоровья и востребованности осознанного поведения в условиях рисков.
7 В трудах У. Бека (Бек 2000), Н. Лумана (Луман 2001), Э. Гидденса (Гидденс 2011) выдвигается тезис: современное общество представляет собой поле расширенного воспроизводства рисков, которые сказываются на безопасности/защищенности индивидов. Тема получила дальнейшее развитие в концепциях “расширенной безопасности” (Daase 2014), “человеческой безопасности” (Debiel, Werthes 2013), “социальной безопасности” (Кузнецов 2007). В них, наряду с теоретическими рассуждениями о содержании и объеме понятия, о рисках и т.д., обсуждается идея о том, что не только государство должно заботиться об обеспечении безопасности, но и все члены общества. Основанием для становления индивидов в качестве субъектов безопасности должна служить сформированная культура безопасности, понимаемая как сумма убеждений, ценностей и практик индивидов, принимающих решения о том, что именно рассматривается как опасность и с помощью каких средств ей нужно противостоять, учитывая личные и общественные интересы (Daase et al. 2014: 10). Это определение культуры безопасности в условиях пандемии звучит как нельзя актуально, поскольку риск распространения коронавируса угрожает телу и жизни индивидов (онтологическая угроза) (Daase 2014: 22). Если для противостояния опасностям используются только административно-правовые ресурсы, то это не ведет к формированию культуры безопасности. Субъективные оценки рисков, как и субъективная безопасность, не менее значимы, чем оценки экспертов, которые используются основными регуляторами при выработке мер и законов. Субъективный взгляд на проблему безопасности включен в дискуссионное поле в научном, политическом и обыденном дискурсах. При этом онтологическая угроза направляет не только дискуссии, но и повседневные практики, позволяющие справиться с ситуацией, связанной с необходимостью соблюдения определенных правил, норм, мер, ограничивающих свободу, и способствующие принятию индивидуальных стратегий защиты от заражения и дальнейшего распространения заболевания. Одно из направлений тематизации безопасности отражает дискуссия об измерениях культуры безопасности. Так, в соответствии с теорией “расширенной безопасности”, при анализе коллективной (общественной) культуры безопасности следует рассматривать несколько измерений: опорное (микро- и мезоуровень общества как целого), материальное (политические, экономические, экологические, технические и правовые аспекты), связанное с опасностями и рисками, временное. В данном случае культура безопасности как гибкий конструкт практики социальной деятельности нуждается в создании специальной концепции менеджмента безопасности, которая была бы обоснована с точки зрения культуры (культуры общества, этноса, социальной группы) (Lange, Wendekamm 2014).
8 Динамичная трансформация эпидемиологической ситуации не всегда предоставляет шансы для безболезненного принятия решений индивидами. Может возникнуть соблазн переноса бремени ответственности на других (людей, зараженных ковидом, государство, организации и т.д.). Если индивид выбирает отказ от ответственности, то обеспечение защищенности населения он полностью перекладывает на плечи основных субъектов безопасности, среди которых государство занимает ведущее место. Успех профилактических мероприятий в этом случае будет зависеть только от меры наказания, т.е. меры ответственности, определенной (вмененной) субъектом, устанавливающим правовые рамки социальных взаимодействий. Конечно, такой выбор облегчает за счет снятия всякой ответственности существование индивида, однако он же усиливает личностное негативное переживание “парадокса безопасности”. Суть парадокса состоит в том, что передача государству и другим социальным институтам обязанностей и полномочий (прав) по формированию и реализации политики безопасности ведет к возрастанию ощущения небезопасности. “Это состояние всегда сбивает с толку: люди живут во все большей безопасности, однако чувствуют себя все менее защищенными” (Daase et al. 2014: 21). На фоне экспансии официальных социальных институтов большинство граждан пытаются “взять ситуацию в свои руки”, поскольку стремятся преодолеть ощущение незащищенности. В качестве инструмента здесь могут использоваться либо деструктивные протесты, либо развитие культуры безопасности, позволяющей индивидам наравне с другими субъектами участвовать в обеспечении защищенности. Продвигая и отстаивая меры, защищающие человеческое достоинство и гражданские свободы, культура безопасности выступает своего рода противовесом политически/технически привлекательным, но невыполняемым обещаниям безопасности. “В противном случае мы рискуем тем, что меры безопасности настолько изменят общество, что мы больше не захотим его защищать. Тогда уже не будет общества, в котором граждане суверенны” (Quinn 2014: 131).
9 Разумеется, безопасность возможна даже без свободы, но только в автократических системах, игнорирующих потребности населения в этом “роскошном благе”. “В демократических государствах свобода, безусловно, не роскошь, а скорее смысл существования современной конституционной и конституированной системы” (Abels 2016: 47). Одновременно свобода невозможна без безопасности. Именно поэтому государственная монополия силы получает свою легитимность. Вопрос состоит только в том, “насколько безопасность терпима к свободе и сколько свободы она терпит?” Можно добиваться “негативной свободы” – свободы от государства или же “позитивной свободы” − свободы что-то делать, свободы контролировать себя, свои поступки и жизненную ситуацию (Там же: 48–49). Выбор в пользу позитивной свободы и моральной ответственности означает добровольное принятие имманентно включающихся в культуру безопасности обязательств перед другими. Ответственность в моральном смысле подразумевает, что человек поступает свободно, сознательно и добровольно, выбирая стратегии поведения и устанавливая границы поступков (Словарь б.г.). Критерием определения границ выступают права других людей на защиту от онтологических угроз – как выражение справедливости и равноценности жизни каждого человека. Здесь интересы индивидов пересекаются/совпадают с интересами общества, что в конечном итоге влияет на формирование не только индивидуальной, но и коллективной культуры безопасности. Конечно, это небыстрый процесс, но экстремальные условия, например пандемия, могут способствовать его интенсификации.
10 Характеристика участников, организация и методы исследования
11 Характеристика участников исследования. Исследование на тему “Пандемия и я в период пандемии: проблема свободы и ответственности” было реализовано в марте–апреле 2021 г. Оно имело целью изучение отношения студенток факультета социологии Санкт-Петербургского государственного университета к проблеме соотношения свободы и ответственности в экстремальных условиях пандемии и оценки данных феноменов с точки зрения их влияния на личную ситуацию девушек. В исследовании приняли участие 26 студенток второго и третьего курса в возрасте 19–20 лет, обучающихся на отделении социальной работы. Такая специфика объекта изучения представляется оправданной, так как эта группа студентов, во-первых, отличается ориентацией на активную общественную жизнь (как и студенческая молодежь в целом), во-вторых, имеет навыки рефлексивной, аналитической работы, в-третьих, выбранная ими специализация способствует большей восприимчивости социальных проблем. В связи с этим можно было рассчитывать на адекватные рассуждения и оценки ситуации.
12 Среди других характеристик участников исследования можно отметить их преимущественную принадлежность к русскому этносу (23 из 26). Две из оставшихся трех девушек рождены в смешанных браках, одна – в армянской семье, она считает родным армянский язык; вместе с тем все три хорошо говорят по-русски и, хотя бы отчасти, являются носителями русской культуры. Кроме того, чуть больше половины участниц исследования приехали на учебу в Петербург из небольших городов России, что может говорить о большей значимости для них (по сравнению с жителями мегаполисов) традиционных ценностей.
13 Анализ культурной среды. Стоит отметить также особенности культурной среды, в которой проживают и обучаются девушки и которая самым непосредственным образом влияет на их восприятие реальности. Санкт-Петербург “вот уже три века выступает индикатором наиболее значимых событий русской истории” (Уваров 2012: 153) и поддерживает статус культурной столицы России и города русской духовной культуры, где особую ценность имеет стремление к свободе. Об этом свидетельствуют не только три революции, сердцем которых был Петербург, не только блокада, показавшая силу духа ленинградцев, но и особое отношение к теме свободы в культурных источниках – в произведениях выдающихся поэтов и писателей (А.С. Пушкина, Ф.М. Достоевского, И.А. Бродского, С.Д. Довлатова и др.), чьи биографии связаны с городом на Неве, композиторов (именно в Петербурге во второй половине XIX в. сформировалась “Могучая кучка” − содружество великих композиторов М.А. Балакирева, М.П. Мусоргского, А.П. Бородина, Н.А. Римского-Корсакова и Ц.А. Кюи), живописцев (И.Н. Крамского, Г.Г. Мясоедова, Н.Н. Ге, В.Г. Перова и др., вдохновлявшихся идеей народничества, лучших выпускников Императорской академии художеств, основавших в 1870 г. “Товарищество передвижных художественных выставок”). С уверенностью можно сказать, что большая часть передовой русской интеллигенции традиционно формировалась и обосновывалась в Санкт-Петербурге. Она создавала особую атмосферу, притягивавшую молодых людей, которые жаждали получить образование и стремились развиваться духовно. Наверное, поэтому обучение в ведущих вузах Санкт-Петербурга, имеющих долгую историю, собственные традиции и проникнутых духом познания, творчества и свободы, и сегодня остается привлекательным для молодежи, проживающей как в Петербурге, так и в других российских городах. Среди старейших вузов города особое место занимает Санкт-Петербургский университет, в котором в разное время преподавали Д.И. Менделеев, И.П. Павлов, Л.Д. Ландау, Л.В. Канторович, И.М. Сеченов и др. Эти прогрессивные профессора после закрытия университета в связи со студенческими волнениями осени 1861 г. читали лекции в первом “Вольном университете” (так назывались платные публичные лекции, проводившиеся в январе–марте 1862 г. в помещениях Городской Думы и в актовом зале “Петришуле”).
14 В настоящее время традиционно большое внимание уделяется включенности студентов в жизнь университета: их представители принимают участие в заседаниях ученых советов, обсуждая актуальные вопросы обучения и проживания, культурные мероприятия и т.д. Уважительное отношение к мнению студентов и кооперация при решении возникающих проблем способствуют формированию ответственности и социальной субъектности. Приобщение к классическим источникам культуры и особый дух университетского товарищества так или иначе сказываются на восприятии и осмыслении фундаментальных человеческих ценностей, себя и происходящих в обществе событий.
15 Выбор метода исследования. Выбор метода в разных дисциплинах зависит прежде всего от сложности структуры объекта исследования.
16 В силу того, что перед этнографией стояла задача дать всестороннюю характеристику народов и этнических процессов, она не могла ограничиться каким-то одним универсальным методом. В её арсенале оказалось множество методов, как общенаучных, используемых смежными гуманитарными и общественными науками, так и специальных, присущих только этнографии (Белов и др. 2017: 17).
17 Среди общенаучных методов выделим исторический (изучение археологических материалов, письменных источников) и социологический (анкетирование и интервьюирование, наблюдение, выборочное и сплошное обследование, анализ статистических и архивных источников), а среди специальных – непосредственное наблюдение, эксперимент, аудио- и видеофиксацию (Белов и др. 2017: 17; Грибанова 2019). Принимая во внимание деликатность темы исследования, а также отсутствие прямого доступа к участникам (обучение в университете проходило дистанционно), было принято решение использовать гибридный подход – соединение элементов опроса и изучения письменных источников. В наибольшей степени для этого подошел метод структурированного эссе, что дало возможность в общей теме выделить подтемы (исключение составил один формализованный вопрос, необходимый для введения в тему). Девушкам предлагалось в свободной форме изложить свои идеи/рассуждения. Преимуществом данного метода является отсутствие подсказок в виде вариантов ответов и, как нам кажется, нивелирование эффекта “управления ходом рассуждений” пишущих, а сложность его использования заключается в том, что жанр эссе сам по себе непрост и требует вдумчивости и собранности. Дистанционное обучение вносило свои коррективы: студенты были загружены заданиями, а участие в исследовании предполагало выделение времени на написание эссе. В связи с этим в своей работе мы опирались на принцип доступного случая.
18 Тексты эссе обрабатывались методом контент-анализа. При оценке переживаний свободы/несвободы в период вынужденных ограничений, а также рассуждений о взаимосвязи свободы и ответственности использовалось частотное распределение ответов (v). В качестве единиц обсчета выступали слова и выражения.
19 Свобода и ответственность в период пандемии в оценках девушек:
20 результаты исследования
21 Оптимисты и пессимисты: восприятие личной свободы в условиях ограничений. Предварительный короткий вопрос (предполагавший выбор варианта ответа) о переживании свободы/несвободы в связи с введением ограничений в период пандемии позволил разделить девушек на две группы: “оптимистов” – тех, кто “не ощутил, что их свобода пострадала”, и “пессимистов” – тех, кто “ощутил, что их лишили свободы”. Девушки первой группы (v=16) выбрали ответы: “нет, потому что свобода человека не зависит от внешних факторов” (v=2); “ограничения в экстремальных ситуациях – это вынужденная мера, и она не имеет отношения к свободе” (v=9); “другое” (v=5). В последнем варианте студентки, по сути, написали, что были ограничения только для части населения, но их это не коснулось (v=4) и что быстрая адаптация к изменившимся условиям не мешала “жить в соответствии с собственными желаниями и правилами” (v=1). Во вторую группу вошли девушки, выбравшие ответ “да, безусловно” (v=10).
22 После разделения был проведен сравнительный анализ содержания мини-эссе “оптимистов” и “пессимистов”. Обосновывая выбор варианта ответа, представительницы обеих групп приводили разные аргументы. Первые ссылались на то, что они осознали важность ограничительных мероприятий и приняли их как руководство к действию исходя из чувства самосохранения или из законопослушания (v=6):
23 – …это было моим решением никуда не выходить… Даже если бы правительство не ввело такие строгие меры предосторожности;
24 – Если ограничения введены на благо общества, считаю, что мы, как граждане, должны их соблюдать. Легче пройти через ограничения, чтобы быстрее прийти к нормализации ситуации, чем бунтовать и кричать о свободе.
25 Еще одним аргументом “оптимистов” стало указание на то, что все ограничительные мероприятия служили на благо общества и обеспечение безопасности всех граждан (v=4). Эта мысль звучала, например, в высказываниях:
26 – Было понятно, что это все ради безопасности… цели ограничения свободы и самоизоляции совершенно разные;
27 – Ограничительные меры были предприняты для всеобщего блага, для защиты здоровья всех людей. Это не лишение людей свободы, это взаимная забота друг о друге.
28 Некоторые авторы этих и сходных высказываний осознавали, что ограничения существовали (“в плане финансового обеспечения”; в проведении досугового времени вне дома), однако готовы были смириться с данным обстоятельством ради безопасности.
29 Третий аргумент, пожалуй, в наибольшей степени соответствует “оптимистическому” настрою группы (v=6). Девушки утверждают, что появились альтернативные способы компенсации дефицита социального общения и взаимодействия и что остается больше времени на самореализацию:
30 – Ограничение свободы мной остро не ощущалось в связи с тем, что были в полном доступе всевозможные каналы коммуникации для учебы и общения с преподавателями, близкими, друзьями;
31 – Для меня ограничение свободы состояло не в уменьшении ее в привычных мне сферах, а в смещении фокуса на другие сферы ее выражения;
32 – У меня появилась возможность больше времени проводить с семьей, заняться саморазвитием, обдумать свои дальнейшие планы на жизнь;
33 – …пандемия дала мне больше свободы, чем было. Я думаю, главное уметь адаптироваться к новым условиям и учиться наслаждаться ими.
34 Аргументы “пессимистов” также можно разделить на блоки в зависимости от доминирующей идеи или смысла. Здесь число ответов не соответствует общему числу девушек (v=10), поскольку в эмоциональных описаниях участниц исследования, отнесенных к этой группе, звучали иногда две основные идеи. Первый блок вмещает аргументы, основанные на невозможности реализовывать свою повседневную жизнь в привычных формате и ритме, даже если ограничения признаются разумными и оправданными (v=7):
35 – …я не могла посещать ни балет, ни концерты филармонии, ни театры, ни выставки… но все это являлось той самой приятной частью обыденности, из-за которой я и переезжала в Питер;
36 – …лишили возможностей, которые были до пандемии – прогулка на свежем воздухе, поход в кафе, обучение и работа офлайн и т.д.;
37 – Привычный ритм жизни был нарушен…
38 Ко второму блоку мы отнесли доводы, обосновывающие ощущение потери свободы вследствие формируемого СМИ и некоторыми политиками “социального климата” (угнетающего, с навязчивым информированием о ситуации с пандемией), а также из-за запретительных мер, введенных государством, которые в эссе называются чрезмерными или не всегда оправданными (v=5):
39 – Появился запрет, нарушив который ты получишь не просто какое-то неодобрение со стороны общества, а настоящее наказание… человека просто лишили возможности выбора, он был вынужден подчиниться этим правилам;
40 – …[жизнь] неустанно омрачалась поначалу пугающими, затем раздражительными сиренами и объявлениями по громкой связи не выходить из дома. Давление угроз сопровождало и дома – через Интернет… Всепроникающее в дома запугивание на УЛИЦАХ!;
41 – Я понимала, что принятые меры направлены на сохранение здоровья людей, но многие из них были явно нелепы, и их обязательное соблюдение вызывало у меня массу вопросов и шквал возмущений.
42 В эссе этой группы девушек очень много негативных эмоций и экспрессии. При чтении текста чувствуется, что даже после относительной стабилизации ситуации с коронавирусом (напомним, что исследование проводилось в начале весны) им трудно вспоминать свои переживания. Вот только некоторые выражения, передающие возникшее напряжение:
43 – …находилась в состоянии несвободы и апатии;
44 – …ощущала себя бессильной;
45 – …навязчивое посягательство на инстинкт самосохранения радиослушателей (при теле- и радиотрансляциях новостных передач);
46 – …складывалось ощущение, что все это делается, чтобы мы все дружно заперлись дома;
47 – …остаться запертой в однокомнатной квартире казалось пыткой.
48 Представления о свободе. Интересно определение понятия “свобода” представительницами разных групп. Девушки-“оптимисты” в его трактовке исходят из двух основных идей. Первая: свобода – это возможность делать то, что хочется (v=7):
49 – …сама определяю свои действия;
50 – …распоряжаться собственной жизнью так, как хочется;
51 – …имеет право делать все, что он хочет;
52 – …отсутствие каких-либо ограничений;
53 – …возможность действовать так, как хочешь;
54 – …беспрепятственно следовать своим внутренним порывам и желаниям;
55 – …волен сам решать, как ему поступить в той или иной ситуации.
56 Вторая идея несет общепринятое понимание свободы как возможности выбора (v=9). Иногда добавляются уточнения по поводу самого выбора: он должен быть осознанным, а потому человек обязан нести за это ответственность (v=2); не должен обесценивать мировоззрение других людей, должен включать “уважение закона и решений правительства, хоть я могу с ними не соглашаться” (v=1). В одном определении подчеркивается гармоничное сочетание права выбора и “объективно существующей возможности наиболее полно реализовывать свой потенциал в сложившейся реальности”.
57 Мнения девушек-“пессимистов” вполне соотносимы с высказанными их подругами из первой группы, однако эмоциональная окраска текстов более выражена. Так, понимание свободы как возможности делать то, что хочется (v=4), находит свое воплощение в утверждениях, что свобода – это когда:
58 – нет места для волнения за ограничения, и поэтому можно жить, воплощая все пожелания;
59 – то, что я хочу и могу делать;
60 – личные границы человека, которые он вправе устанавливать сам;
61 – делать то, что хочется твоей душе, конечно, в рамках разумного и законного.
62 Свобода как возможность выбора (v=5) раскрывается в высказываниях типа:
63 – …это состояние самодостаточности и право самостоятельно осознавать и контролировать свои действия с помощью выбора;
64 – …возможность пойти туда, куда тебе захочется, и возможность заняться тем, что тебе интересно, говорить то, что считаешь нужным, общаться с тем, с кем есть желание общаться.
65 Одна из девушек (v=1) отметила, что
66 – …подлинной свободы, не существует, и человек может лишь приблизиться к ощущению себя свободным, – этому способствуют ряд ограничений, которые воспринимаются нами как необходимые для выживания в современном мире.
67 Несмотря на то что понимание свободы в обеих группах в целом сходно, можно выделить два интересных отличия. Так, “пессимисты” в рассуждениях об этом феномене чаще упоминают права других людей (если исходить из долевого сравнения, поскольку в обеих группах таких было по три человека). Возможно, это свидетельствует о большей восприимчивости девушек второй группы к нарушениям личных границ – как своих, так и других людей, а также о повышенной чувствительности ко всякого рода неопределенностям, которые требуют гибкости и быстрого изменения повседневных практик. В определенной степени подтверждением тому служат рассуждения девушек по следующей подтеме эссе: “Если Вы ощущали ограничение Вашей свободы в период пандемии, то как Вы справлялись с этим ощущением и что позволяло минимизировать его?”
68 Отметим, что ответ на этот вопрос не был обязательным, предполагалось, что те, кто не чувствовал ограничения свободы, не будут представлять свои мини-эссе. Однако таких оказалось только три человека, т.е. из 16 девушек, первоначально заявивших, что не были лишены свободы в период пандемии (“оптимисты”), 13 признали, что это чувство у них все-таки появлялось, хотя бы в отношении некоторых сфер жизнедеятельности. Девушки отметили:
69 – невозможность свободного передвижения и посещения различных заведений (торговых, развлекательных и т.д.);
70 – невозможность распоряжения своим временем из-за дистанционного обучения и работы в удаленном режиме (“Было страшно оказаться офлайн дольше, чем на час днем, ведь за это время может случиться столько всего: внезапно придут задания вне учебного часа от преподавателя… либо по работе возникнет срочная задача, которой не было в планах”);
71 – навязчивую негативную информацию в СМИ о смертях, распространении заболевания и т.д.;
72 – однообразие жизни в период ограничений.
73 Две студентки из первой группы написали, что ограничение свободы они чувствовали только со стороны родителей:
74 – …они стали меня сильнее контролировать и следить за мной… Их очень тревожило, что они могут заразиться;
75 – …очень трудно жить с родителями, когда ты привык к самостоятельной жизни. Вот здесь и начинаются конфликты, недопонимания.
76 Три девушки (v=3) испытали значительные негативные эмоции, которые они определили словами:
77 – истосковалась по общению вплоть до приступов истерики;
78 – чувствовала “эмоциональное перегорание”;
79 – была небольшая тревога.
80 Основные стратегии преодоления ситуации несвободы. Исходя из эссе девушек-“оптимистов”, можно выделить следующие основные стратегии преодоления чувства несвободы в период пандемии:
81 компенсация дефицита включенности в социум. Неудобства, связанные с ограничениями, компенсировались: переходом на онлайн-общение с друзьями и родственниками (v=12); включением в интернет-сообщества и активным онлайн-взаимодействием с их членами, например, посредством онлайн-игр, совместных просмотров и обсуждений фильмов, разных соревнований онлайн (v=4); прогулками с друзьями в парках, на улице – иногда нарушая запреты (v=4);
82 сближение с семьей (v=7). Минимизировать ощущение ограничения свободы позволили физический контакт с близкими людьми, помощь в решении их бытовых и коммуникационных проблем”; “такое времяпрепровождение мне было по душе… и, как мне кажется, мы стали еще ближе”;
83 обучение и саморазвитие: погружение в учебный процесс (v=3), прохождение онлайн-курсов и устройство на онлайн-подработку (v=2);
84 творчество, увлечения (v=4);
85 занятия спортом (v=3);
86 повышение комфортности жизни: установление режима сна и отдыха (“Я наконец избавилась от недосыпания, стресса и дискомфорта в общественном транспорте”); осознание и защита личных границ (осознание личных границ, на которые я все-таки имею право. Например, не отвечать на сообщение по работе в час ночи”); освобождение выходных дней от всех дел; использование беззвучного режима во время некоторых учебных и рабочих онлайн-встреч (v=2); создание запаса продуктов через онлайн-гипермаркеты на месяц вперед (v=1);
87 отстранение от проблемы. Эта стратегия предусматривала: изучение темы пандемии и “выбор собственной позиции на этот счет, а также ограничение себя от всех разговоров по этой теме”; освоение практик медитации по снятию стресса (v=2);
88 пассивное времяпрепровождение: чтение книг, просмотр фильмов/сериалов (v=2).
89 Девушки-“пессимисты” также использовали разные стратегии преодоления чувства несвободы. Большей частью они сходны с теми, которые применяли их подруги из первой группы. Если использовать ту же классификацию, то здесь ответы распределились следующим образом (от большего числа ответов к меньшему): творчество, увлечения (v=6); компенсация дефицита включенности в социум (v=4); сближение с семьей (v=4); обучение и саморазвитие (v=4); занятия спортом (v=1); повышение комфортности жизни (v=1); отстранение от проблемы при помощи практик медитации (v=1); пассивное времяпрепровождение (v=1) (одна из студенток видела выход в том, чтобы завести домашнее животное и ухаживать за ним).
90 Однако девушкам из второй группы присущи также стратегии, вызванные сильными негативными переживаниями. Некоторые описывают свои чувства, например, так:
91 – С ощущением бессилия и страха справляться было нелегко – всегда подкрадывалось ощущение, что дальше будет… еще хуже;
92 – Закрыться в комнате и не выходить из нее может показаться большим плюсом…;
93 – …я близко к сердцу восприняла это время, и ничто не помогло мне справиться с этими ощущениями.
94 Свои чувства одна из авторов эссе передает словами:
95 …ежедневными прогулками на кладбище… данное место вело свой учет новых постояльцев. Я замечала новые надгробия, даты смерти отображали совсем недавний уход из жизни. Кладбище стало схожим с прежде живым, подвижным социальным полем, на нем, благо, не раздаются вздохи и сетования на проклятый вирус, а отражается безразличие, возможно даже насмешка, над миром вроде бы живых…
96 На этой негативной волне девушки могли: “разрешать себе вкусненькое”, что вело к перееданию (v=1), проявлять агрессию (v=1) или выбрать “максимальное игнорирование ограничений” (v=2). При описании нарушений девушки указывают чаще всего прогулки в одиночестве или с друзьями. Можно предположить, что на практике нарушения не ограничивались только этим.
97 Как видим, представительницы второй группы для преодоления чувства несвободы заметно чаще “оптимистов” обращались к творчеству. Кроме того, их повышенная чувствительность и эмоциональность могли в качестве протестной реакции на ограничение свободы приводить к (сознательным) нарушениям запретов.
98 Взаимосвязь личной свободы и ответственности – этого вопроса касались следующие две подтемы. Девушки-“оптимисты” отметили, что эта связь проявляется главным образом в добровольном (свободном) осознании необходимости соблюдения ограничительных мер. Данная идея прослеживается у подавляющего большинства студенток из первой группы (v=13), а ее словесное оформление выглядело, например, так:
99 – Свобода заключается в осознанном принятии общеустановленных норм и правил, не из страха санкций, а на основе личного понимания и соглашения с необходимостью принятых мер. Это взятие на себя ответственности за собственный выбор и воздержание, например, от прогулок…;
100 – Ответственность как бы направляет свободу… Ты принимаешь решение не выходить на улицу, ты делаешь свой ВЫБОР в соответствии со своими моральными принципами и совестью. Ответственность обусловливает поведение и поступки человека, а совесть регулирует их;
101 – Сознательное, ответственное отношение к своим соотечественникам сегодня вернется сторицей в виде твоей свободы завтра.
102 Личная ответственность в понимании сторонников данной идеи отражает гражданскую позицию человека. Ответственность большого числа людей порождает неформальный контроль ситуации со стороны общества (“Я имею в виду, что само общество стало контролировать себя, люди стали ответственны за свою судьбу и судьбу своего общества”). Данную “оптимистическую” позицию поддерживают в своих эссе еще три человека. Есть и другие рассуждения, в которых речь идет о том, что ответственность людей была вызвана не только и не столько ее обусловленностью нравственными установками, сколько ее вменением через введение административных и уголовных карательных мер за нарушение запретов (v=3).
103 Более разнородную картину получаем при анализе эссе “пессимистов”. Рассуждения представительниц этой группы неоднозначны, как неоднозначны и сами понятия “свобода” и “ответственность”. Тем не менее в большинстве случаев прослеживается идея, что связь свободы и ответственности на практике проявилась в соблюдении карантинных мер (v=7). При этом, правда, прочитываются дополнительные смыслы, например:
104 – …будучи ответственным человеком иногда приходится ставить нужны общества выше своих, что является ограничением свободы (v=2);
105 – …чрезмерная забота о своей свободе в ущерб ответственности перед другими ведет к разного рода девиациям (v=2).
106 Одна из девушек в своем эссе проводит идею, что “осознание ответственности за свои действия и степень самоограничения зависит от того, на каком уровне требуется соблюдение принятых правил и обязанностей”, и утверждает, что введение государством мер, подкрепленных законами, привело к формированию в сознании людей логической цепочки “пандемия–меры–несоблюдение–санкции”. Однако запреты не дали серьезных результатов, иного же решения проблемы не было предложено, а потому “человек не осознает своего влияния на ситуацию и с меньшей долей вероятности будет самостоятельно делать какие-либо серьезные шаги”. Это мнение разделяют еще две девушки, написавшие, что необходимость соблюдать непродуманные меры под угрозой наказания усилила правовую ответственность, но уменьшила свободу людей. И, наконец, одна из участниц исследования приходит к выводу, что «контекст 2020 г. и последующие за ним этапы… закрепили за понятием “свобода” понятие “необходимость”». Тем самым произошла отмена свободы, а ответственность – как гражданский долг исполнения правовых предписаний – стала обязанностью. Таким образом, как минимум четыре девушки пессимистично оценили возможность сохранения в ситуации пандемии нравственного наполнения понятий “свобода” и “ответственность”, поскольку они либо “отменяются”, либо рассматриваются в рамках чисто правовых отношений. Итак, как показывает анализ текстов, “пессимистам” в большей степени свойственно критическое осмысление реальности. В совокупности с аналогичными рассуждениями “оптимистов” мы имеем семь негативных оценок влияния официальных правовых запретительных норм на взаимосвязь свободы и ответственности в их моральном значении.
107 После рассуждений в теоретической плоскости девушкам было предложено описать их собственное проявление ответственности в период пандемии. Поскольку основные позиции участниц исследования совпадают, имеет смысл представить обобщенный анализ, указав частотное распределение ответов по группам (“оптимисты” будут обозначены “О”, “пессимисты” – “П”). Личная ответственность девушек проявилась в следующем:
108 – соблюдение мер самоизоляции и профилактики (ношение масок и перчаток, соблюдение социальной дистанции, дезинфекция гаджетов, обработка рук антисептиком, отказ от посещения “тусовок” и т.д.). Ответственность “проявлялась первым делом в небезразличном отношении к людям в целом и, как следствие, ограничении своей свободы” (Оv=16, Пv=10);
109 – забота о здоровье пожилых бабушек и дедушек, проживающих отдельно (“не посещала во время полной самоизоляции”, “звонила и проверяла состояние”, “доставляла продукты и необходимые вещи”) (Оv=4, Пv=1);
110 – забота о родителях (поддержка, помощь, налаживание коммуникации онлайн) (Оv=5, Пv=2);
111 предотвращение распространения паники, поддержка друзей, сохранение оптимизма («не позволяла себе участвовать в дискуссиях на тему коронавируса, избегала многочисленных “надумываний и догадок считаю, это самый важный и ответственный поступок в тот период») (Оv=3, Пv=1);
112 поддержание собственного здоровья (занятия спортом, отказ от запланированной поездки за границу, продуманная организация быта и разумное планирование всех дел) (Оv=4, Пv=2).
113 Итак, на уровне повседневных практик между группами нет серьезных различий в понимании и реализации индивидуальной ответственности: все участницы исследования соблюдали определенные правила, продиктованные здравым смыслом. Здесь важно то, что делали это девушки исходя из своих представлений об ответственности в моральном смысле, когда основополагающим моментом является соблюдение прав других людей, в данном случае забота об охране их здоровья. Одновременно это означает и защиту собственного здоровья, хотя напрямую об этом написали только пять девушек (v=5). Лишь один человек из второй группы не представил свои рассуждения, обосновав это тем, что период пандемии подменил понятие “свобода” понятием “необходимость”, а “ответственность” – соблюдением правовых норм.
114 * * *
115 В заключение хотелось бы представить несколько выводов и рассуждений, которые, возможно, не распространяются на все группы населения, однако могут служить своего рода ориентирами для дальнейшего изучения темы.
116 Исследование показало, что несмотря на общее признание необходимости введения ограничительных мер во время первой и второй волн пандемии, девушки по-разному реагировали на лимитирование их личной свободы. Чуть менее трети опрошенных остро ощущали ограничения и переживали негативные состояния, способствующие эмоциональному выгоранию. Еще 13 девушек признали, что чувствовали частичные ограничения в отдельных сферах жизнедеятельности. Таким образом, тема свободы была актуальной для всех, за исключением трех, участниц исследования. Половина “пессимистов” указала, что чувство несвободы было связано не столько с необходимостью приспосабливаться к новым правилам, сколько с действиями субъектов безопасности и “моральной паникой”, возбуждаемой некоторыми политиками и СМИ в связи с распространением коронавируса.
117 Примерно четверть девушек из общего числа участниц исследования, рассуждая о взаимосвязи личной свободы и ответственности, пришли к выводу, что государственные запретительные нормы и ограничительные меры отрицательно влияют на моральную ответственность граждан за свои действия, даже если их необходимость признается. Учитывая данные результаты, можно предположить, что использование государством лишь запретительных стратегий может не только вести к уменьшению числа активных субъектов безопасности среди населения и тормозить развитие культуры безопасности, но и способствовать появлению лиц, уповающих исключительно на государственную (патерналистскую) защиту. Следует также ожидать сопротивления (активного или пассивного) предлагаемым мерам со стороны части населения, особенно если правовые запреты будут распространяться на более широкое поле жизнедеятельности и/или будет происходить нарушение права людей на защиту здоровья и свободный выбор методов медицинского вмешательства.
118 Выявлено также, что на уровне повседневных практик, имеющих отношение к родственному и более широкому ближайшему окружению, все девушки действовали ответственно, соблюдая введенные ограничения. Здесь осознанное ответственное действие расценивалось как моральный акт и поддерживалось представлениями девушек о единстве свободы и ответственности в их моральном смысле. Данный факт можно рассматривать в качестве сигнала, свидетельствующего, что у молодого поколения имеются ценностные предпосылки для формирования культуры безопасности, однако для ее поддержания и дальнейшего развития необходимо более внимательное и бережное отношение государства и других субъектов безопасности к моральным аспектам свободы и ответственности.
119 Обращает на себя внимание и тот факт, что только пятая часть девушек связала выражение ответственности с заботой о собственном здоровье. Представляется, что необходимо расширять финансирование программ, продвигающих идею ценности каждой жизни и здоровья каждого человека (оздоровление населения, продвижение здорового образа жизни, поддержка оздоровительных лагерей и пансионатов и т.д.).
120 Только словами и запретами невозможно сформировать культуру безопасности. Этот процесс требует доверия, с одной стороны, государства к своим гражданам как к полноценным участникам социальных взаимодействий, способных принимать разумные решения и действовать ответственно, с другой – граждан к своему государству как основному субъекту безопасности, способному вырабатывать взвешенные решения в условиях реальных угроз и предпринимать усилия для сплочения населения, опираясь на непреходящие моральные ценности.

Библиография

1. Аврусин С.Л. и др. Актуальные проблемы этноса в медицине // Экология человека. 2010. № 12. C. 43–49.

2. Антипов В.В., Антипова С.И. Этнические аспекты и междисциплинарные проблемы медицины. Ч. 1: Этнические проблемы здоровья // Медицинские новости. 2016. № 7 (262). С. 40–48.

3. Бек У. Общество риска. На пути к другому модерну. М.: Прогресс-Традиция, 2000.

4. Белов В.А. и др. Этнография и танцевальный фольклор народов Среднего Поволжья. Ч. I. Казань: Казанский гос. ун-т культуры и искусств, 2017.

5. Гидденс Э. Последствия современности. М.: Праксис, 2011.

6. Колесникова Л.И. и др. Проблемы этноса в медицинских исследованиях (обзор литературы) // Acta Biomedica Scientifica. 2013. № 4 (92). С. 153–159.

7. Кузнецов В.Н. Социология безопасности. М.: Изд-во МГУ, 2007.

8. Луман Н. Власть. М.: Праксис, 2001.

9. Михель Д.В. Социальная история медицины: становление и проблематика // Журнал исследований социальной политики. 2009. Т. 7. № 3. С. 295–312.

10. Михельс Р. Принципиальное в проблеме демократии // Социологический журнал. 1994. № 3. С. 89–93.

11. Нанаева Б.Б. Свобода как родовая характеристика самосознания этноса и феномен культуры // Теория и практика общественного развития. 2010. № 2. С. 257–265.

12. Решетников А.В. и др. Медико-социологические исследования проблем здоровья: зона социальной ответственности // Социология медицины. 2016. № 2. С. 68–72.

13. Сабитова А.Р. Роль свободного выбора в жизни человека // Манускрипт. 2019. № 4. С. 107–111. https://doi.org/10.30853/manuscript.2019.4.22

14. Сартр Ж.-П. Экзистенциализм – это гуманизм // Сумерки богов / Под ред. А.А. Яковлева. М.: Изд-во политической литературы, 1990. С. 319–344.

15. Светличная Т.Г., Смирнова Е.А. Теоретико-концептуальные подходы и результаты эмпирического изучения феномена медикализации (обзор литературы) // Logos et Praxis. 2017. № 3. С. 145–160.

16. Скабёлкина Т.Н. Проблема свободы в контексте философии и медицины // Амурский медицинский журнал. 2017. № 1 (17). С. 74–75.

17. Уваров М.С. Петербург как культурная столица и как объект инновационной педагогики // Universum: Вестник Герценовского университета. 2012. № 3. С. 152–158.

18. Франкл В. Человек в поисках смысла. М.: Прогресс, 1990.

19. Фромм Э. Бегство от свободы. Человек для себя. М.: ACT, 2006.

20. Фуко M. Рождение биополитики. Курс лекций, прочитанных в Коллеж де Франс в 1978–1979 учебном году. СПб.: Наука, 2010.

21. Щепанская Т.Б. Домик-в-деревне для бегства и выживания: утопия сельской автономии в популярной футурологии катастроф // Этнографическое обозрение. 2020. № 6. С. 70–87. https://doi.org/10.31857/S086954150013122-4

22. Abels G. Vorsicht Sicherheit! Legitimationsprobleme der Ordnung von Freiheit // Vorsicht Sicherheit! Legitimationsprobleme der Ordnung von Freiheit: 26. Wissenschaftlicher Kongress der Deutschen Vereinigung für Politische Wissenschaft / Hg. G. Abels. Baden-Baden: Nomos, 2016. P. 45–59.

23. Daase Ch. Unsicherheit und Politik: Eine Hinfürung // Politik und Unsicherheit: Strategien in einer sich wandelnden Sicherheitskultur / Hg. Ch. Daase, S. Engert, G. Kolliarakis. Frankfur am Main: Campus Verlag GmbH, 2014. P. 19–29.

24. Daase Ch., Engert S., Kolliarakis G. Einleitung: Politik und Unsicherheit // Politik und Unsicherheit: Strategien in einer sich wandelnden Sicherheitskultur / Hg. Ch. Daase, S. Engert, G. Kolliarakis. Frankfurt am Main: Campus Verlag GmbH, 2014. P. 9–17.

25. Debiel T., Werthes S. Menschliche Sicherheit: Fallstricke eines wirkungsmächtigen Konzepts // Verunsicherte Gesellschaft – überforderter Staat: Zum Wandel der Sicherheitskultur / Hg. Ch. Daase, S. Engert, G. Kolliarakis. Frankfurt am Main: Campus Verlag GmbH, 2013. P. 319–336.

26. Lange H.-J., Wendekamm M. Dimensionen der Sicherheitskultur – Eine Resümee // Dimensionen der Sicherheitskultur / Hg. H.-J. Lange. Wiesbaden: Springer Fachmedien, 2014. P. 381–387.

27. Quinn R.A. “No soul to damn, no body to kick”: Fragen nach Verantwortung im Kontext der Herstellung von Sicherheit // Politik und Unsicherheit: Strategien in einer sich wandelnden Sicherheitskultur / Hg. Ch. Daase, S. Engert, G. Kolliarakis. Frankfur am Main: Campus Verlag GmbH, 2014. P. 119–133.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести