Plant Hunting: “Evenki Medicines” in Northern Baikal [Okhota za rasteniiami: “evenkiiskie lekarstva” na Severnom Baikale]
Table of contents
Share
QR
Metrics
Plant Hunting: “Evenki Medicines” in Northern Baikal [Okhota za rasteniiami: “evenkiiskie lekarstva” na Severnom Baikale]
Annotation
PII
S086954150017415-6-1
Publication type
Article
Status
Published
Authors
Vladimir N. Davydov 
Affiliation:
Peter the Great Museum of Anthropology and Ethnography (Kunstkamera), Russian Academy of Sciences
Chukotka branch of the Federal State Autonomous Educational Institution of Higher Education “North-Eastern Federal University named after M.K. Ammosov "
Address: Russian Federation, St. Petersburg
Edition
Pages
70-83
Abstract

The article discusses the attitudes of the Northern Baikal Evenkis toward the flora, formed by the situation of relative autonomy. The focus is on plants that are used in medical practice and are in great demand. The article examines the knowledge of the Northern Baikal Evenkis about the healing properties of two plants that are considered universal medicines – Gentiana algida and Rhodiola rosea, sometimes called “Evenki medicines”. It considers human interactions with these medicinal plants in the context of mobility, as well as human, animal and landscape relations, and describes the practice of their gathering by hunters and reindeer herders. The Evenk hunting ethos and ideas about hunting luck are part of the system of relations between humans and the environment and manifest themselves in the practice of searching for and collecting medicinal plants. Local knowledge about their beneficial properties was formed under the influence of observations of animals’ behaviour. The strategies for the use of medical devices and the practice of prevention and treatment of diseases by the Evenki were formed under conditions of constant resource shortages. Reindeer husbandry and hunting demanded that people in constant motion improve the skills of maintaining relative autonomy, that is a certain type of attitude towards resources as well as medicines, based on minimizing their consumption. In such conditions, medicines with a wide spectrum of action turned out to be especially in demand.

Keywords
ethnomedicine, medicinal plants, Evenki, Northern Baikal, autonomy, mobility, hunting luck, Gentiana algida, Rhodiola rosea
Acknowledgment
This research was supported by the following institutions and grants: Russian Science Foundation, https://doi.org/10.13039/501100006769 [grant no. 18-18-00309]
Date of publication
14.12.2021
Number of purchasers
6
Views
235
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite Download pdf Download JATS
1 Растения всегда занимали важную позицию в этномедицинской практике различных групп эвенков – на хорошее знание ими местной флоры исследователи обратили внимание достаточно давно. Еще в 1873 г. А.Л. Чекановский, собиравший образцы растений в районе Нижней Тунгуски, записывал их эвенкийские названия и помечал целебные свойства (Василевич 1969: 187). Тем не менее, несмотря на то что местная флора широко использовалась эвенками в лечении болезней, в научной литературе можно встретить только общие, неполные сведения об этом (Намзалов и др. 2017: 52). Известно лишь несколько публикаций, в которых подчеркивается особая роль растений в локальных этномедицинских практиках эвенков (Намзалов и др. 2013, 2017; Баханова 2009; Дмитриева 2006; Колосовский 1990).
2 Данная статья опирается на материалы, собранные мной за 15 месяцев (в период с 2007 по 2018 г.) полевых исследований в Северобайкальском районе Республики Бурятия. Основными методами были включенное наблюдение и полуструктурированные интервью. Я работал среди эвенков – охотников и оленеводов – в национальных селах и на территориях эвенкийских родовых общин “Орон” и “Улуки”.
3 В тексте рассматриваются практики северобайкальских эвенков, связанные со сбором, обработкой и применением универсальных “эвенкийских лекарств” – двух лекарственных растений – горечавки холодной и родиолы розовой.
4 Медицинский плюрализм
5 Прежде чем перейти непосредственно к рассмотрению методов сбора, получения и использования лекарственных растений, остановимся на том, каким образом эвенки Северного Байкала воспринимают медицинские практики и какие средства применяют в случае необходимости. В целом сложившуюся ситуацию можно обозначить как “медицинский плюрализм” (Anderson 2011). Местные жители не противопоставляют официальную медицину и медицину народную, они используют любую информацию и не пренебрегают никакими доступными средствами.
6 Первые постоянно практикующие фельдшеры появляются на Северном Байкале в начале XX в. Многие из них параллельно работают учителями в школах. Серьезным шагом на пути создания системы медицинского обслуживания в регионе стало формирование в 1925 г. мобильных медицинских групп Российским обществом Красного креста и Народным комиссариатом здравоохранения (Шубин 2001: 104). В ранний советский период региональные власти организовали несколько экспедиций с целью сбора данных о здоровье эвенков. В 1925–1927 гг. в группе, направленной к баунтовским эвенкам, работали врачи Переводчиков (1925 г.), Агровский (1926–1927 гг.) и Огинт (НАРБ 1: 49). В 1927 г. выпускник Саратовского медицинского института Агровский начинает принимать киндигирских эвенков в новой небольшой больнице, построенной в с. Душкачан (Шубин 2001: 104, 105; АМАЭ: 31, 42) – весь персонал больницы на тот момент состоял из двух человек (АМАЭ: 30об.).
7 Известно, что в начале 1920-х годов проживавшие на северо-восточном берегу Байкала шамагирские эвенки из с. Томпа относились к клинике № 7, расположенной в 133 км к югу от села (НАРБ 3: 26). В то время это была формальная регистрация, и мало кто из приписанных к больнице посещал ее из-за большой удаленности. Поскольку местное население (эвенки и буряты) нуждалось в постоянном медицинском обслуживании, в 1926 г. в с. Томпа был открыт небольшой медпункт с пятью койками. Однако, например, в 1927 г. фельдшер работал в селе только в августе, а в последующие восемь месяцев приехал лишь раз и всего на неделю (Там же).
8 Тем не менее региональные власти не оставляли идеи организации врачебной помощи населению. В рамках реализации данной задачи, несмотря на нехватку специалистов, были созданы постоянные медпункты в крупных поселках. Довольно часто работавшие в них не имели медицинского образования и не знали, как лечить пациентов. Например, местные жители боялись директора Нижнеангарского медпункта Никулина, который по незнанию регулярно назначал неправильные препараты (НАРБ 2: 102–103), а в селах Кумора и Горемыка (современное с. Байкальское) люди, не доверявшие специалистам открытых в середине 1920-х годов пунктов, предпочитали ходить к знахарям и колдунам (НАРБ 2). В. Неупокоев писал, что они обращались к шаману или лечились самостоятельно, используя лекарственные растения (Неупокоев 1928: 10). Можно констатировать, что в ранний советский период для исцеления от различных недугов эвенки использовали распределенные между представителями местного сообщества знания, причем не в последнюю очередь относящиеся к лекарственным растениям. В то же время в случае необходимости люди обращались к врачам. Как писал В. Неупокоев, “тунгус, в особенности мужчина, уже осознал пользу европейской медицины и при удобном случае всегда охотно идет за медпомощью” (Там же: 10). Отметим, что несмотря на открытые в 1920–1930-е годы в селах Северного Байкала постоянные медицинские пункты, охотники и оленеводы, большую часть времени проводившие в тайге, продолжали пользоваться по большей части средствами народной медицины.
9 Народная медицина оказалась вновь востребованной после развала советской системы, когда лекарства в аптеках сильно подорожали. В этот период многие местные жители, потерявшие работу, вынуждены были опираться в основном на свои собственные знания. Сегодня специалисты-медики на селе пользуются большим уважением, а поскольку они хорошо разбираются и в народных средствах, для лечения различных заболеваний зачастую рекомендуют своим пациентам “эвенкийские лекарства” наряду с официальными препаратами (Davydov 2011: 133). Местные фельдшеры используют не только растения, но и продукты животного происхождения, и минералы, а иногда делятся своими запасами таких средств с нуждающимися. Из сказанного выше можно сделать вывод, что граница между официальной медициной и медициной народной в исследуемом сообществе размыта.
10 Универсальные лекарства
11 Согласно информантке из с. Холодное Пане Платоновне Лекаревой, северобайкальские эвенки учились различать лекарственные растения и познавать способы их применения с детства. Разные группы эвенков использовали препараты растительного происхождения для лечения горячки, болезней сердечно-сосудистой системы, кожи, некоторых венерических заболеваний (Туголуков 1969: 97). Каждое лекарство имело свой спектр действия: настой листьев багульника применяли от кашля (Там же); смолу лиственницы для улучшения пищеварения, утоления жажды и очищения полости рта (Симонова и др. 2016: 148); корень бадана от болей в желудке (Davydov 2011: 143); полынь как средство от диареи (Дырчикова 2014: 82); чай из листьев брусники, а также чагу в качестве мочегонных средств (Там же). Проанализировав на примере баргузинских эвенков использование лекарственных растений в медицинских практиках, Б-Ц.Б. Намзалов и Е.Ф. Афанасьева приходят к выводу, что наиболее часто их применяли для лечения простудных, легочных и почечно-мочекаменных болезней (Намзалов, Афанасьева 2013: 153).
12 Средства растительного происхождения использовались не только для приема внутрь, но и наружно – как растирания, для приготовления компрессов, обработки ран. Известно, например, что круглой березовой палкой терли больные места (Неупокоев 1928: 10). При приготовлении лекарств эвенки нередко смешивали растения с жиром и другими продуктами животного происхождения (желчь и др.) (Туголуков 1969: 96, 97). Так, раны обрабатывали специальными мазями, приготовленными из еловой или кедровой живицы, смешанной с медвежьим салом и толченой хвоей (Дырчикова 2014: 82).
13 Стратегии применения медицинских средств и практики профилактики и лечения заболеваний у эвенков складывались в условиях постоянного дефицита ресурсов. Занятия оленеводством и охотой требовали от находящихся в постоянном движении людей навыков поддержания жизни в условиях относительной автономности, что выработало определенный тип отношения ко всему, что дает людям природа (в том числе и к медицинским средствам), основанный на минимизации потребления. Поэтому особой популярностью пользовались растения, помогавшие в борьбе с целым набором недугов. Северобайкальские эвенки обладали знаниями, позволявшими им находить такие растения и лечиться самостоятельно без привлечения помощи со стороны.
14 Я́нда (горечавка холодная, gentiana algida), являющаяся одним из подвидов горечавки, считается у эвенков Северного Байкала универсальным лечебным средством. Жители с. Холодное считают, что она эффективна при лечении большинства заболеваний. Горечавка, по словам П.П. Лекаревой, “все вылечит, только оторванные кишки не может соединить”. Местные жители рассказывают историю об охотнике, который с помощью янды смог уменьшить боли при аппендиците, когда находился в лесу в двух днях пешего пути до села и не мог получить медицинскую помощь. Почувствовав боль в правой части живота, охотник заварил чай из янды, которую нашел в зимовье.
15 Из янды готовят отвары; с их помощью на Северном Байкале врачуют простудные заболевания, сдерживают развитие воспалительных процессов, лечат и предупреждают болезни желудочно-кишечного тракта. Настой янды также применяют при многих недугах (Софронов 2008). Горечавка снижает температуру, нормализует давление при гипотонии. Северобайкальские эвенки применяли янду и при легочных заболеваниях (Шубин 2007: 169). Считается, что это растение особенно полезно для детей и пожилых людей. Оленевод Леонид Тулбуконов вспоминал, что в детстве его бабушка почти каждый день давала ему в ложке настой янды. Некоторым пациентам, по словам местных жителей, янда тем не менее может не подходить. Например, информанты не рекомендуют применять ее при высоком давлении.
16 Янда – многолетнее растение, одно из лекарственных средств, нашедших свое применение в условиях относительной удаленности групп эвенков от крупных населенных пунктов. Подобные тактики поддержания независимости существования характеризуют многие кочевые сообщества Сибири и Арктики (Давыдов и др. 2021). Совокупность стратегий жизнеобеспечения, ориентированных на широкий спектр возможностей использования как имеющихся в наличии средств, так и поступающих извне, является важнейшей составляющей локальных режимов автономности (Там же).
17 Б-Ц.Б. Намзалов, Е.Ф. Афанасьева и Т.Т. Тайсаев отмечали, что баргузинскими эвенками в лечебных целях использовались различные виды горечавки (Намзалов и др. 2013: 206, 2017: 52, 53). Мои информанты из с. Холодное также говорили о лекарственных растениях, “похожих на янду”, но с цветками синего цвета. Вполне вероятно, что в разных местах под “яндой” понимаются разные подвиды горечавки. Ю. Хващевский идентифицирует янду как горечавку холодную (Gentiana algida) и горечавку одноцветковую (Gentiana uniflora) (Хващевский 2017)1. Хотя янда отличается особыми цветками, по словам местных жителей, ее можно спутать с другими (похожими) растениями. Сборщики в этом случае пробуют растения: янда характеризуется особым горьким вкусом, который невозможно спутать ни с каким другим.
1. Я определяю растение, именуемое местными жителями яндой, как горечавку холодную (Gentiana algida). В регионе довольно распространена ситуация, когда целый ряд растений называют одинаково. В качестве примера можно привести багульник.
18 Знатоком мест произрастания горечавки холодной считался пенсионер Аркадий Петрович Лекарев, работавший в советское время директором оленефермы и избиравшийся депутатом районного (аймачного) совета. Аркадий Петрович был одним из самых уважаемых жителей села, о нем говорили с почтением “Амака” (Дедушка). Амака считал янду “основным лекарством эвенков”. По его мнению, слово “янда” означает “самая хорошая трава, лекарственная”, по мнению же П.П. Лекаревой, оно переводится как “горная трава”. На Северном Байкале, а также в соседних регионах растение нередко именуют “тунгусской травой”. Ю. Хващевский в своей интернет-заметке “Где шаманские травы цветут…” пишет о сходстве народного названия растения “янда” с топонимом “Янда” (гора на границе Канского и Ирбейского районов Красноярского края) и с сохранившимся до сих пор эвенкийским словом “янда”, означающим “костер, который разжигался во время камлания” (Хващевский 2017). Согласно Г.М. Василевич, эвенкийские слова “яян (шаман), яя (шаманить) имеют связь со словом янда-джанда (большой костер), около которого прежде выполняли обряды обращения к огню, унаследованные шаманами” (Василевич 1971: 59).
19 Янда – редкий многолетник, растущий в основном по берегам водоемов в высокогорных долинах. Нередко ее собирают мужчины – охотники и оленеводы – по заказу женщин (Сирина, Фондал 2006: 20). Места произрастания янды держат в секрете от чужаков (это знание обладает большой ценностью), лишь неопределенно указывают, что “ее можно найти в горах”. Поскольку я участвовал в походе за яндой и золотым корнем к одному из озер в горной долине, меня просили не называть места, где я побывал вместе с заготовщиками. Растения собирают с начала августа до начала сентября, пока они не “переросли”. Позднее они начинает краснеть и желтеть и теряют свой сок.
20 Хорошо знают места, где растет янда, оленеводы и охотники. В летнее время они делают ее запасы и потом привозят сухую траву в село родственникам и знакомым. В советский период оленей пасли в долинах рек Гасан-Дякит, Нюрундукан, Чая, Тыя и Андока – в этих местах оленеводы и собирали горечавку.
21 Еще одним универсальным “эвенкийским лекарством”, которое пользуется большим спросом на Северном Байкале, является золотой корень (родиола розовая, Rhodiola rosea), растущий по берегам горных рек и ручьев. П.П. Лекарева рассказывала, что ее бабушки и дедушки использовали растение для лечения метеоризмов. Сейчас местные жители считают отвар золотого корня универсальным средством – “от всего пьют”. Несмотря на то что лечебными свойствами обладают и стебли, и листья родиолы розовой, местные жители собирают только корни. Их выкапывают с помощью ножа или руками.
22 Местные жители по-разному трактуют название данного лекарственного растения. Пана Платонова сообщила, что по-эвенкийски золотой корень именуют уилдын, что означает, по ее мнению, “появившийся”, “выросший”. П.П. Лекарева считает, что его название – уилдыун – происходит от слова у (“печень”) и переводится как “лечащее печень”. В словаре Г.М. Василевич уӣлды̄н имеет значения “связь”, “соединение”, “пучок”, “связка” (Василевич 1958: 433). Такое толкование вполне соответствует практике заготовки данного лекарственного растения: на Северном Байкале эвенки сушат золотой корень нанизанным на нить и хранят в связках.
23 Коммодификация растений
24 В районе Байкало-Амурской магистрали между различными группами населения существует конкуренция за сбор растений. Золотой корень и янда пользуются большой популярностью и у приезжих. Горечавка холодная сегодня хорошо известна жителям Северобайкальска, иногда ее можно приобрести на местном рынке. Поскольку янда редкое растение, обычно ее продают небольшими пучками по высокой цене.
25 В условиях рыночной экономики ценные лечебные средства становятся объектом накопления и используются как эквивалент обмена (иногда янду меняют на другие лекарства или жир животных). Раньше, по словам пожилых жителей с. Холодное, растения собирались только для собственного потребления. Сейчас это – резервный источник денежных средств: запасы трав могут быть проданы по необходимости жителям села, а у некоторых сборщиков есть даже сеть постоянных покупателей (Сирина, Фондал 2006: 20). Информанты вспоминают, что один из работавших в районном центре врачей приобретал лекарственные растения для себя и для перепродажи своим пациентам. В 2007–2009 гг. эквивалентом обмена, служащим мерой стоимости янды, была пол-литровая бутылка водки, позднее многие стали предпочитать деньги, поскольку цена растения повысилась.
26 Один из жителей с. Холодное, бывший строитель БАМа, сказал, что золотой корень был очень популярен среди его коллег – водителей грузовиков (“магирусов”). Он добавил, что “бамовцы собрали все возле гольца Довырен, и в результате золотой корень исчез”. Люди не раз жаловались на то, что из-за “бамовцев” во многих местах ценных лекарственных растений стало меньше. Отметим, что борьба за ресурсы существовала всегда. В первой половине XX в. в сборе ягод конкурировали между собой эвенки, буряты и русские (Петри 1930: 68). Сейчас на Северном Байкале сталкиваются интересы эвенков и приезжих (бамовцев), запасающих кедровые орехи и другие дары лесов.
27 Янда воспринимается местными жителями и как хороший подарок. Ее могут преподносить родственникам или друзьям в знак уважения. П.П. Лекарева сказала, что охотники и оленеводы обычно бесплатно снабжают яндой стариков. По ее словам, стоит только спросить: “Есть немного янды?” (Яндикан бишин?), – и приехавший из тайги всегда ею поделится. Если кто-то из местных жителей отправляется в лес во второй половине лета, его обычно просят привезти янду и золотой корень. Таким образом, растения выступают еще и важным элементом поддержания социальных отношений.
28 Охотничьи знания и навыки, представление об удаче
29 Основными занятиями северобайкальских эвенков всегда были охота, оленеводство, рыбная ловля, а также (пусть и в меньшей степени) сбор дикоросов. Подчеркнем важность охоты, поскольку само умение охотиться давало (и дает сегодня) местным жителям некоторые преимущества и в других занятиях, прежде всего в тех, где необходимо уметь наблюдать и оценивать изменения, связанные с деятельностью множественных агентов. В связи с высокой ценностью горечавки холодной и родиолы розовой, их нахождение – желанное, эмоционально окрашенное событие. Мало знать места, где они растут, нужно еще обнаружить и “добыть” растения. В этом смысле их сбор имеет много общего с охотой.
30 Одну из глав своей посвященной эвенкам научно-популярной книги “Следопыты верхом на оленях” В.А. Туголуков назвал “Охотники за рыбой” (Туголуков 1969: 59–65). Автором была высказана важная мысль: характерные охотничьи черты (“облик охотника”) могут проявляться в самых разных сферах. Приведем лишь один пример: в качестве орудия рыбной ловли в прежние времена эвенкам мог служить охотничий лук (Там же: 59). Подобное использование материальных объектов характерно для кочевников – по сути это реализация на практике принципа полифункциональности вещей (Головнёв и др. 2018: 5, 342).
31 Характерная черта мировоззрения эвенков – представление об охотничьей удаче (Brandišauskas 2017), именно оно задает особую форму отношений с окружающим миром, основанную на активной вовлеченности субъекта в поток событий и далекую от пассивного и случайного получения какого-либо ресурса (Hamayon 2012). Иными словами, в данном случае представление об удаче инициирует “инновационное действие, спроецированное в будущее” (Hamayon 2010: 172). Занятие охотой связано с определенными запретами, которые люди стараются не нарушать. Например, эвенки считают, что нехорошо хвастаться своей добычей, так как от тебя может отвернуться удача, которая, в их представлении, сопутствует именно умелому охотнику, своими действиями обеспечивающему успех. В случае поиска лекарственных растений действует то же самое правило: место нахождения искомого, как правило, открывается наблюдательному человеку, хорошо разбирающемуся в особенностях местного ландшафта.
32 В охоте важно уметь перемещаться особым образом, чтобы не спугнуть добычу. Растения, по мнению северобайкальских эвенков, тоже можно “спугнуть”. Если вести себя неподобающе, сильно шуметь, они “не покажутся” – их будет сложно обнаружить. Здесь речь идет не только об азарте, который делает возможным подобное сравнение, в этом контексте важно само отношение эвенков к добыче. Обозначенный Н. Бёрд-Дэвид принцип “дающей природы” (Bird-David 1990), дополненный необходимостью проявить сноровку в получении ресурса (Brandišauskas 2017), может быть применен к продуктам не только охоты, но и собирательства. Таким образом, в представлениях местных жителей, растения обладают субъектностью, они могут прятаться, скрываться от разыскивающего их человека. Для того чтобы они показались, важно не потерять фарт.
33 Представление об удаче неразрывно связано с представлением о ценности ресурса. Сама ценность не обязательно измеряется в каких-то условных единицах и поддается исчислению. В случае лекарственных растений она определяется их полезностью и эффективностью. И в походе за дикоросами также важно не спугнуть удачу, которая воспринимается как некое вознаграждение участнику сбора. Поэтому эвенки стараются избегать прямых разговоров о своих планах. Как уже упоминалось выше, не принято точно называть места сбора, не принято также высказывать предположения о том, что там будет обнаружено большое количество растений. Представление об удаче, таким образом, отражает видение событий в динамике, которое в совокупности со знаниями и умениями приводит к положительному результату – получению ресурса.
34 Растения эвенки собирают в основном в летний период, но при необходимости делают это и зимой (Намзалов и др. 2013: 206). В этом процессе можно увидеть реализацию принципа многозадачности, когда одно действие одновременно преследует сразу несколько целей. По словам А.П. Лекарева, которые подтверждаются данными А.А. Сириной и Г. Фондал, а также моими полевыми материалами, поход за яндой совпадет с охотой на сурков-тарбаганов (Сирина, Фондал 2006: 20). Подобная практика существует у оленеводов общины “Улуки” на оз. Номама – во время своих переходов они добывают сразу несколько разных многолетников, например янду и золотой корень.
35 Местные жители стараются не брать слишком много, сохраняя ресурс на будущее. Я сам наблюдал, как в процессе сбора часть растений оставляли. Подобные “добровольные ограничения” – еще один присущий сборщикам “охотничий” элемент (Сирина 2008: 130). Эвенки ограничивают добычу животных даже в тех случаях, когда действуют официальные квоты (Anderson 2000: 138). Например, на Северном Байкале эвенки-охотники не станут убивать медведя без необходимости. Истории о жадных добытчиках используются в качестве элемента механизма социального контроля (Ventsel 2005: 269–299).
36 В процессе сбора лекарственных растений люди руководствуются этикой минимализма (Симонова 2016; Головнёв и др. 2018). Она отражает особую форму отношений с ресурсами: это и минимизация их потребления, и контроль использования энергетических ресурсов, и “вещный минимализм” (Головнёв и др. 2018: 217) – в пеший поход эвенки берут с собой только самое необходимое.
37 Пешие походы по тайге – это особый способ восприятия ландшафта, где навыки и телесное знание местности являются важнейшими компонентами освоения пространства (Ingold 2000). Участники сбора стараются избегать тяжелой ноши – путь к нужной точке проходит по горной тайге и требует немалых усилий. Одно из главных умений охотника – умение преодолевать большие расстояния – предполагает рациональное использование сил: эргономичная походка позволяет человеку двигаться в определенном ритме и меньше уставать. Житель с. Холодное Николай Малафеев, приехавший на Северный Байкал из Улан-Удэ, говорил, что охотник должен уметь ходить особым образом – не создавая лишнего шума и не делая лишних движений. По его словам, он многому научился у своих наставников-эвенков, которые могли преодолевать большие расстояния, делая редкие остановки.
38 Поход за лекарственными травами для местных жителей – это особое событие, к нему готовятся заранее. Обычными “спутниками” человека являются поняга (наплечная доска с веревками для ношения грузов)2, мешок, нож, котелок, спички, ружье и патроны. С собой должно быть небольшое количество продуктов: хлеб, сахар, чай, вареное мясо. Один из моих информантов-оленеводов в поход за лекарственными растениями всегда брал с собой свою “фартовую” понягу – она не только была удобна для ношения грузов, но и ассоциировалась с удачей, и создавала позитивный настрой. Мужчина считал, что “счастливая” вещь помогает ему в поисках янды. (Иногда поняга служит своего рода оберегом – на одной из таких досок я видел вырезанную надпись “Спаси и сохрани”.) Поняга охотника и оленевода выполняет роль своеобразного экзоскелета, позволяющего экономить силы в пеших переходах. Один из оленеводов общины “Улуки” Георгий Аркадьевич Лекарев сказал: “Поняга у меня боевая. Как фанеру нашел на Перевале3 в 2002 г., так и хожу с ней!”
2. Местные жители называют понягу “эвенкийским рюкзаком”. Раньше она изготавливалась из цельного куска дерева и ровдужных ремешков. Современные поняги делаются из подручных средств: фанеры, металлических труб, досок.

3. Заброшенный геологический поселок. Местные жители используют части старых зданий и техники в качестве материалов для ремонта, для изготовления новых вещей, а также как топливо.
39 Сбор лекарственных растений может осуществляться как группой, так и поодиночке. Мне не приходилось видеть каких-либо специальных ритуалов, связанных с яндой. Тем не менее известно, что во время привала люди обязательно угощают огонь или, как они сами говорят, “кормят хозяина”: кладут в костер небольшие кусочки пищи. Для угощения может использоваться и спиртное, если оно есть. Это делается для того, чтобы не сбиться с пути, а также чтобы не потерять удачу.
40 Местные жители редко делают перерыв, пока не собрано необходимое количество растений. По бытующим на Северном Байкале представлениям, отдых до завершения какой-либо трудовой операции, особенно если травы много, может повлиять на удачу. Один из информантов рассказал мне комическую историю про охотника, который сделал остановку, чтобы приготовить чай, сразу после того как покинул оленеводческую базу и пересек протекающий рядом приток р. Номама.
41 Таким образом, в сборе лекарственных растений много общего с охотой. Местные жители именно “охотятся” за дикоросами, выслеживают их, при этом стараются вести себя определенным образом, чтобы не лишиться удачи. После того как растения собраны, обычно делается перерыв, а затем добытое тщательно упаковывается в мешок, который крепится к поняге. Привязывание различных предметов к этому “эвенкийскому рюкзаку” – особый вид искусства. От того, каким образом на ней размещены пожитки и добыча, зависит скорость перемещения – ничто не должно создавать препятствий при ходьбе. Поняга с вещами и человек образуют эргономичное целое, позволяющее экономить энергию в движении. Во время походов за растениями сборщики, если планируют вернуться в эти места, могут оставлять в лесу инструменты и различный инвентарь – такая стратегия дает возможность перемещаться быстрее.
42 После возвращения местные жители готовят собранное к сушке: растения очищают от грязи и связывают в пучки. Затем их развешивают (обычно на неделю) на перекладинах под потолком зимовий – небольших охотничьих избушек. Как сказала П.П. Лекарева, сушка янды на перекладинах практикуется эвенками давно, еще с тех времен, когда они “жили в юртах”4. В с. Холодном считают, что солнечный свет снижает эффективность лекарственных растений и поэтому стараются сушить их в темных помещениях – собранными в пучки или разложенными на бумаге на плоской поверхности, а золотой корень нанизанным на нитку.
4. Местные жители называют конические жилища юртами, избегая слова “чум”, которое ассоциируется у них с болезнью (чумой).
43 Растения в отношениях человека и животных
44 Как уже было отмечено выше, для охотника очень важно́ умение наблюдать – но не только. Чтобы быть успешным, он должен научиться думать, как животное, и понимать логику действий обитателей тайги. Подобное глубокое проникновение в суть окружающей живой природы характерно для северных кочевников-оленеводов – у них вырабатывается особое “оленье мышление” (Головнёв и др. 2018: 11). Охотник миметически вживается в роль животного для того, чтобы стереть на время охоты границу между собой и добычей (Willerslev 2007).
45 Многие знания эвенков о природе – результат наблюдения за животными и происходящими в природе процессами: наблюдение за другими живыми существами не только позволяет получить важную информацию об окружающей среде, но и “подсказывает”, как применить ее на практике. По словам информантов-эвенков, люди узнали о полезных свойствах многих растений благодаря наблюдению за больными животными (ср.: Дырчикова 2014: 81). Так же считают и старожилы с. Холодное. Они отмечают, что у разных обитателей тайги есть свои пищевые предпочтения. Так, А.П. Лекарев в разговоре со мной сказал, что олени и лоси употребляют в пищу определенные виды растений. Не раз мне доводилось слышать и том, что лось особенно любит янду. Местные жители утверждают, что “лось и изюбрь в зимнее время лечатся ягелем” (Cladonia rangiferina), растущим на стволах деревьев; люди используют его при болях в животе. П.П. Лекарева отмечала, что и собаки иногда лечатся яндой. Эвенки считают, что те средства, которые используют животные, могут быть полезными и для человека.
46 Эвенки издавна лечили не только самих себя, но и оленей (Туголуков 1969: 98); при этом и в том, и в другом случае зачастую применялись одни и те же средства: изготовленные на основе растений мази, настойки, отвары, окуривания дымом можжевельника (сэӊкирэ) (cчитается, что этот дым полезен при лечении дыхательных путей, кроме того он используется в различных ритуалах [Намзалов и др. 2013: 206])5.
5. Сейчас дымом можжевельника окуривают не только оленей, но и транспортные средства. Например, перед поездкой в тайгу эвенки из общины “Улуки” иногда окуривают машину “Урал”.
47 Для лечения животных эвенками использовалась и янда. П. Платонова рассказывала, что раньше ее отваром поили больных оленят (Давыдов 2013: 37). Отвар давали и взрослым животным. В.А. Туголуков пишет, что при лечении некробациллеза (“копытки”) эвенки промывали копыта оленя в отваре растения, собранного по каменистым берегам рек и называемого ими маримчи́н (Туголуков 1969: 98). В исследовании А.С. Шубина, опубликованном в 2007 г., отмечено, что северобайкальские эвенки кочевали высоко в горах, в местах, богатых ягелем и зверобоем (эрэктэ), – растениями, использующимися для лечения оленей (Шубин 2007: 169). Отвар зверобоя эвенки пили и сами – от кашля (Там же).
48 Растения, выполняющие роль важного связующего звена между человеком и природой, встроены в широкий контекст социальных взаимодействий людей не только друг с другом, но и с животными, и с окружающим ландшафтом. Практики применения местной флоры в различных сферах жизни людей во многом основаны на наблюдении за использованием растений “братьями нашими меньшими”.
49 * * *
50 Знания эвенков о лекарственных растениях неотделимы от знаний об изменениях, происходящих в окружающей среде, и гармонично сочетаются с жизненно важными умениями и навыками, сформированными поколениями этого кочевого народа. Универсальность лекарственных средств в условиях относительной автономности и удаленности может рассматриваться как медицинская технология. Кочевой быт, характеризующийся дефицитом любых ресурсов, для поддержания здоровья требовал поиска и применения эффективных лечебных препаратов. Поэтому так важно было находить и запасать лекарственные растения широкого спектра действия.
51 Умение оперативно оказывать медицинскую помощь позволяло местным жителям быть менее зависимыми от внешнего окружения, а кочевой образ жизни способствовал приобретению знаний о лекарственных растениях и их свойствах и формированию практики их использования.
52 Сбор растений, как было показано выше, имеет сходные черты с охотой, а занимающиеся им люди руководствуются теми же этическими принципами, что и охотники. Зачастую сборщики совмещают это занятие с другими видами деятельности. Сами же растения являются важным элементом отношений обмена, связывающих местное сообщество и объединяющих людей, постоянно живущих в селе, и охотников и оленеводов, находящихся продолжительные периоды за его пределами. Лекарственные дикоросы используются местными жителями наряду со средствами официальной медицины, а врачи зачастую дополняют лечение “эвенкийскими лекарствами”.
53 Сбор растений, как было показано выше, имеет сходные черты с охотой, а занимающиеся им люди руководствуются теми же этическими принципами, что и охотники. Зачастую сборщики совмещают это занятие с другими видами деятельности. Сами же растения являются важным элементом отношений обмена, связывающих местное сообщество и объединяющих людей, постоянно живущих в селе, и охотников и оленеводов, находящихся продолжительные периоды за его пределами. Лекарственные дикоросы используются местными жителями наряду со средствами официальной медицины, а врачи зачастую дополняют лечение “эвенкийскими лекарствами”.

References

1. Anderson, D.G. 2000. Identity and Ecology in Arctic Siberia: The Number One Reindeer Brigade. Oxford: Oxford University Press.

2. Anderson, D.G., ed. 2011. The Healing Landscapes of Central and Southeastern Siberia. Vol. 1. Edmonton: CCI Press.

3. Bakhanova, L.S. 2009. Narodnaia meditsina evenkov [Evenki Folk Medicine]. Tal’tsy 1 (32): 28–30.

4. Bird-David, N. 1990. The Giving Environment: Another Perspective on the Economic System of Gatherer-Hunters. Current Anthropology 31 (2): 189–196.

5. Brandišauskas, D. 2017. Leaving Footprints in the Taiga: Luck, Spirits and Ambivalence among the Siberian Orochen Reindeer Herders and Hunters. Oxford: Berghahn Books.

6. Davydov, V.N. 2011. Public Health and Folk Medicine among North Baikal Evenkis. In The Healing Landscapes of Central and Southeastern Siberia, edited by D.G. Anderson, 1: 129–146. Edmonton: CCI Press.

7. Davydov, V.N. 2013. Bor’ba s khishnikami i povsednevnye praktiki sovremennykh olenevodov: otnosheniia chelovaka i zhivotnykh na Severnom Baikale (po reaul’tatam polevykh issledovanii 2007–2012 gg.) [Fighting Predators and Daily Practices of Contemporary Reindeer Herders: Human-Animal Relations in Northern Baikal (Field Research Results 2007–2012)]. In Materialy polevykh issledovanii MAE RAN [The Materials of Field Research of MAE RAS], edited by E.G. Fedorova, 12: 23–42. St. Petersburg: MAE RAN.

8. Davydov, V.N., V.A. Beliaeva-Sachuk, and E.A. Davydova. 2021. Rezhimy avtonomnosti v Vostochnoi Sibiri: meditsinskie praktiki v usloviiakh tundry, taiga i stepei [Autonomy Regimes in Eastern Siberia: Medical Practices in the Conditions of the Tundra, Taiga and Steppe]. Ural’skii istoricheskii vestnik: 1 (70): 60–69.

9. Dmitrieva, K.M. 2006. Lekarstvennye rasteniia Olenekskogo evenkiiskogo natsional’nogo raiona. Yakutsk: Izdatel’stvo YaGU.

10. Dyrchikova, M.I. 2014. Rasteniia v kul’ture Barguzinskikh evenkov (na materiale uchebnykh praktik) [Plants in the Culture of the Barguzin Evenkis (Based on Educational Practices)]. Arktika XXI vek. Gumanitarnye nauki 1 (2): 81–83.

11. Golovnev, A.V., D.A. Kukanov, and E.V. Perevalova. 2018. Arktika: atlas kochevykh tekhnologii [Arctic: Atlas of Nomadic Technologies]. St. Petersburg: MAE RAN.

12. Hamayon, R. 2010. Le “don amoureux” de la proie est l’autre face de la “chance” du chasseur sibérien [The Prey’s Love Gift: The Other Side of the Siberian Hunter’s Luck]. Revue du MAUSS 36 (2): 171–181.

13. Hamayon, R. 2012. The Three Duties of Good Fortune “Luck” as a Relational Process among Hunting Peoples of the Siberian Forest in Pre-Soviet Times. Social Analysis 56 (1): 99–116.

14. Ingold, T. 2000. The Perception of the Environment Essays on Livelihood, Dwelling and Skill. London: Routledge.

15. Kolosovskii, A.S. 1990. Primenie lekarstvennykh rastenii aborigenami o. Sakakhalina. Kraeved (Yuzhno-Sakhalinsk) 4: 120–142.

16. Namzalov, B-T.B., and E.F. Afanasieva. 2013. O nekotorykh lekarstvennykh rasteniiakh narodnoi meditsiny barguzinskikh evenkov (Severnoe Pribaikal’e) [Some Medicinal Plants of the Barguzin Evenki Traditional Medicine (Northern Baikal Region)]. In Problemy botaniki Yuzhnoy Sibiri i Mongolii: materialy Dvenadtsatoi mezhdunarodnoi nauchno-prakticheskoi konferentsii, Barnaul, 28–30 oktiabria 2013 g. [The Issues Southern Siberian and Mongolian Botany: The Materials of the Twelfth International Scientific-Practical Conference, Barnaul, October 28–30, 2013], edited by A.I. Shmakov, 152–154. Barnaul: IP Kolmogorov I.A.

17. Namzalov, B-T.B., E.F. Afanasieva, and T.T. Taisaev. 2013. O perspektivakh vozrozhdeniia khoziaistva i etnobotanicheskikh traditsyiakh evenkov Severnogo Pribaikal’ia (na primere verkhneangarskikh i barguzinskikh populiatsii) [The Perspectives for the Revival of the Economy and Ethnobotanical Traditions of the Evenks of the Northern Baikal Region (The Example of the Upper Angara and Barguzin Populations)]. In Rastitel’nost’ Baikal’skogo regiona i sopredel’nykh territorii: materialy vserossiskoi shkoly-konferentsii s uchatiem inostrannykh uchenykh (Ulan-Ude, 11–13 noiabria 2013 g.) [Vegetation of the Baikal Region and Adjacent Territories: Materials of the All-Russian School-Conference with the Participation of Foreign Scientists (Ulan-Ude, November 11–13, 2013)], edited by B-T.B. Namzalov, et al., 204–212. Ulan-Ude: Izdatel’stvo Buriatskogo gosudarstvennogo universiteta.

18. Namzalov, B-T.B., E.F. Afanas’eva, and T.T. Taisaev. 2017. O traditsionnom prirodopol’zovanii i perspektivah vozrozhdeniia khoziaistva evenkov Severnogo Pribaikal’ia [Traditional Nature Management and Perspectives for the Revival the Northern Baikal Evenki Economy]. Priroda Vnutrennei Azii 2 (3): 49–61.

19. Petri, B.E. 1930. Okhota i olenevodstvo u Tuturskikh tungusov v sviazi s organizatsiei okhotkhoziaistva [Hunting and Reindeer Husbandry among the Tutur Tungus in Connection with the Organization of the Hunting Economy]. Irkutsk.

20. Shubin, A.S. 2001. Evenki Pribaikal’ia [Evenkis of Pribaikal’e]. Ulan-Ude: Belig.

21. Shubin, A.S. 2007. Evenki [Evenkis]. Ulan-Ude: Respublikanskaia tipografiia.

22. Simonova, V.V. 2016. Etika taigi: evenki Severnogo Baikala mezhdu pozitivizmom i local’noi strategiei minimuma [Taiga Ethics: Evenks of Northern Baikal Between Positivism and Local Strategy of Minimalism]. In Ogon’, voda veter i kamen’ v evenkiiskikh landshaftakh. Otnosheniia cheloveka i prirody v Baikal’skoi Sibiri [Fire, Water, Wind and Stone in Evenki Landscapes: Relations between Human and Nature in Baikal Siberia], by V.N. Davydov, V.V. Simonova, T.Y. Sem, and D. Brandišauskas, 70–97. St. Petersburg: MAE RAN.

23. Simonova, N.V., V.A. Dorovskikh, and P.A. Anokhina. 2016. Lekarstvennye rasteniia Amurskoi oblasti [Medicinal Plants of the Amur Oblast’]. Blagoveshchensk: GBOU Amurskaia GMA.

24. Sirina, A.A. 2008. “Chuvstvuiushchie zemliu”: ekologicheskaia etika evenkov i evenov [“Feeling the Land”: Environmental Ethics of Evenkis and Evens]. Etnograficheskoe obozrenie 2: 121–138.

25. Sirina, A.A., and G.A. Fondahl. 2006. Evenki Severnogo Pribaikal’ia i proekt stroitel’stva nefteprovoda “Vostochnaia Sibir’ – Tikhii Okean” [Evenkis of the Northern Baikal Region and the Project of the “Eastern Siberia – Pacific Ocean” Pipeline Construction]. Issledovaniia po prikladnoi i neotlozhnoi etnologii 186.

26. Tugolukov, V.A. 1969. Sledopyty verkhom na oleniakh [Reindeer Riding Pathfinders]. Moscow: Nauka.

27. Vasilevich, G.M. 1958. Evenkiisko-russkii slovar’ [Evenki-Russian Dictionary]. Moscow: Gosudarstvennoe izdatel’stvo inostrannykh i natsyonal’nykh slovarei.

28. Vasilevich, G.M. 1969. Evenki. Istoriko-etnograficheskie ocherki (XVIII – nachalo XX v.) [Evenkis: Historical and Ethnographic Essays (18th – Early 20th Centuries)]. Leningrad: Nauka.

29. Vasilevich, G.M. 1971. Doshamanskie i shamanskie verovaniia evenkov. Sovetskaia etnografiia 5: 53–60.

30. Ventsel, A. 2005. Reindeer, Rodina and Reciprocity: Kinship and Property Relations in a Siberian Village. Berlin: Lit Verlag.

31. Willerslev, R. 2007. Soul Hunters: Hunting, Animism, and Personhood Among the Siberian Yukaghirs. Berkeley: University of California Press.

Comments

No posts found

Write a review
Translate