Везде
От поиска прародины до проблем семантической реконструкции: ответ оппонентам
Оглавление
Аннотация Оценить Содержание публикации
Библиография Комментарии
Поделиться
QR
Метрика
От поиска прародины до проблем семантической реконструкции: ответ оппонентам
Аннотация
Код статьи
S086954150016699-8-1
DOI
10.31857/S086954150016699-8
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Милитарёв А. Ю. Юрьевич 
ORCID: 0000-0002-5684-3053
Аффилиация: Российский государственный гуманитарный университет
Адрес: Российская Федерация, Москва
Выпуск
№4
Страницы
64-79
Аннотация

Статья представляет собой ответы автора на отклики трех коллег, критически прокомментировавших его статью “Лексическая реконструкция для реконструкции предыстории: праафразийские термины, относящиеся к оружию, войне и другим вооруженным конфликтам”. Эти ответы касаются проблем генетической классификации, глоттохронологии и прародины афразийской языковой макросемьи (ответы А.Г. Козинцеву), фонетических и семантических критериев лексического сравнения при реконструкции праязыковых культурных терминов, их репрезентативности в разных ветвях языковой семьи и различения исконной лексики от заимствованной и затрагивают соотношение качества праафразийской и праиндоевропейской реконструкций (ответы Г.С. Старостину и А.В. Дыбо).

Ключевые слова
генетическая классификация, глоттохронология, сравнительно-историческое языкознание, реконструкция, праязык, лексика, афразийские языки, индоевропейские языки, оружие, война
Источник финансирования
Исследование проведено при финансовой поддержке следующих организаций и грантов: Российский научный фонд, https://doi.org/10.13039/501100006769 [проект № 20-18-00159]
Классификатор
Дата публикации
28.09.2021
Всего подписок
6
Всего просмотров
65
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать Скачать pdf Скачать JATS
1 Прежде всего хочу выразить признательность коллегам, отозвавшимся на приглашение исключительно доброжелательной редакции “Этнографического обозрения” высказать свои соображения по поводу моей статьи. В наш прагматически-эгоцентрический век такое внимание к чужой работе особенно трогает. В результате получились не просто комментарии и экспертные оценки с очень для меня полезным анализом материала, а три полноценных статьи, содержащих ценные теоретические и методические положения, явно выходящие за рамки предложенной дискуссии.
2 Комментарии А.Г. Козинцева и мои ответы. Начну с комментариев Александра Григорьевича Козинцева, посвященных не узкой теме моей статьи, а спорным проблемам афразийской классификации, хронологии и прародины. Они мне – и, надеюсь, будут и читателям – исключительно полезны, особенно в той части, где приводятся и трактуются экстралингвистические данные: я не особо доверяю своим собственным пониманию и интерпретации генетических, археологических и одонтологических материалов, и анализ антрополога с широчайшим кругозором многое для меня проясняет и уточняет, не говоря уже о том, что я далеко не со всеми фрагментами картины, описанной А.Г. Козинцевым, был знаком. Несколько рассмешила, правда, характеристика меня как “наиболее влиятельного сторонника” переднеазиатской прародины: влиятельны представители мейнстрима в науке, а я всегда держался слегка в стороне, и, думаю, что тех, на кого я влияю, можно пересчитать на пальцах одной руки. Да, был период в мировой афразистике, когда тон в ней задавали И.М. Дьяконов и отчасти А.Б. Долгопольский, но это было до эпохи “интернет-PR”, а сейчас лицо мирового мейнстрима в сравнительно-историческом афразийском языкознании (и всей связанной с ней экстралингвистической проблематики) представляют упоминаемые ниже К. Эрет и Р. Бленч, судя по обилию ссылок на их работы и мнения по всем вопросам. Процитирую А.Г. Козинцева и прокомментирую его слова:
3
  1. АК: Активным защитником идеи африканской прародины является К. Эрет. Этой идее он приписывает большое мировоззренческое значение (курсив мой. – А.М.), так как она, по его мнению, заставляет отбросить давний предрассудок, будто древняя история Северной Африки была лишь отблеском истории Передней Азии. Древность АА макросемьи К. Эрет оценивает в 15 тыс. лет, а ее прародину помещает в район Африканского Рога Положительное в целом отношение к теории К. Эрета высказал Г.С. Старостин (Starostin 2017: 226). Близка к ней позиция Г.К. Флеминга (Fleming 2006: 140–142) и Р. Бленча (Blench 2006: 159–160)…
4 АМ: Вот что сказано об этом у Г.С. Старостина:
5 …интуитивные мнения (the intuitive opinions) многих ученых, включая Кристофера Эрета, чья афроазиатская концепция совместима с африканской, а не азиатской прародиной с последующей миграцией семитов в Азию…; по Эрету, “в прото-афроазиатском словаре… нет ни одного слова, указывающего на скотоводство или выращивание сельскохозяйственных культур” (Ehret 2000: 290–291)… Следует иметь в виду, что утверждение Эрета основывается на его собственной прото-афроазиатской реконструкции (Ehret 1995), которую часто критикуют на методологической почве… (Starostin 2017: 226).
6 Чтобы закончить с этой побочной темой, постараюсь объяснить мое отношение к “теории Эрета” и к позиции Р. Бленча. Оба автора действительно собрали бесценные полевые материалы по многим африканским языкам, но позиционируют себя, как это сейчас называется, в качестве прежде всего лингвистов-компаративистов: в таком случае их мнение – как и мое – о генетических или археологических проблемах может быть интересно разве что читателям популярных СМИ. Позиция – а тем более теория, относящаяся к локализации прародины носителей языковой общности, должна в первую очередь выдвигать соответствующие лингвистические аргументы – достаточно полно реконструированные названия животных, растений, терминов, проливающих свет на экологию и культуру, а для установления хронологии разделения любой языковой общности пока не существует другого метода, кроме глоттохронологии, как бы кто к ней не относился.
7 И только после получения результатов, пусть самых предварительных данных операций, имеет смысл сопоставлять их с экстралингвистическими данными – желательно с ориентацией на специалистов в других науках, а не на свое о них представление. К сожалению, ни Г.К. Флеминг, ни К. Эрет, ни Р. Бленч не только не опирались на сколько-нибудь представительную выборку – свою или чужую – вышеперечисленных терминов, не говоря уже о глоттохронологии, но и не имели этой возможности, не владея необходимой для этого компаративистской методикой и техникой (крайне мягкую, “политкорректную” оценку праафразийской реконструкции К. Эрета см. выше в цитате из Г.С. Старостина). Все остальное – “интуитивные мнения”, “теории”, “концепции”, “утверждения”, тем более их “мировоззренческое значение”, с моей точки зрения, мало чего стоит.
8 Чтобы не быть голословным, приведу несколько примеров, показывающих, почему я не могу всерьез воспринимать этимологии и реконструкции К. Эрета, сравнивающего neŝaʕa “cow’s vagina” в одном южнокушитском языке с igwaŝú “jaw” в другом (значением в праязыке, по логике, должна быть vagina dentata?) или didaw “lion” в одном языке с did- “to remember” в другом с реконструированным празначением “to stare”; или paʔasuko “lungs” в одном языке с lupaʔé “curse” в другом с реконструированным празначением “spit”1; или в нило-сахарских языках: *bɛb > Uduk “large amount”, Sai “wide”, Mabaan “long”, Ik “puff adder” vs. Kunama “lard” с объяснением “wide” > “fat” > “fat (n.)” (Ehret 2001).
1. Примеры из книги, содержащей ценнейший лексический материал и много фантастических этимологий: Ehret 1980.
9 То же относится к другому вышеупомянутому автору, Р. Бленчу, публикующему огромное количество текстов, насыщенных разнообразной, иногда ценной информацией об истории всех периодов, археологии, генетике самых разных народов, о языках разных семей и континентов, но, по крайней мере, в афразийском ареале сравнивающему что попало с чем попало – правда, без семантических изысков, – но уже по фонетике (а его идея о том, что чадские языки произошли от кушитских – просто очередное “мнение”, основанное, видимо, на “интуиции”). Всего пара примеров2, попавших под руку, но весьма характерных – канарские названия злаков: в языке о-ва Ферро te-zzez-es (с испанским суфф. мн.ч. -es) “barley or wheat” (на самом деле из афраз. *ʒaw-/*ʒiʒ- “wheat”, ср. Akkadian zīz-u “Emmer”, Egyptian zw.t “Weizen”, West Chadic *zVw/y- “guinea corn”, etc.) сравнивается с не связанным с ним ta-moz-en “barley” в языках островов Гран-Канариа, Ланцароте и Фуентевентура (на самом деле из берберо-канарск. pl. *ta-mVẓ-in id.). А вот сравнения зоонимов: тенерифе ara “goat” (на самом деле из афраз. *ʔaraw/y- “k. of small bovid”, ср. Semitic: Mehri ʔarí-t “she-goat”, East Chadic: Lele ore “goats”, Cushitic *ʔaray- “goat”, etc.) сравнивается с берб. ulli/welli “sheep, goats” (из афраз. *waʕil- “k. of small bovid”).
2. Все примеры из: Blench 2018.
10 Вот почему мне не особо интересны мнения данных авторов об афразийской прародине, времени отделения той или иной ветви этой макросемьи, ее генетической классификации и т.п. – в отличие от аргументации, скажем, С.Л. Николаева, моего соавтора по недавно опубликованной и ожидающей публикации статьям3, помещающего афразийскую прародину в Восточный Сахель на основании нашего списка ПАА-зоонимов, возможно, не совсем полного, но близкого к этому. Его позиция, противоположная моей, мне важна и интересна, тем более что он прекрасно ориентируется в палеозоологии; эта позиция заставляет меня искать новые материалы и серьезнее обосновывать доводы в пользу своей гипотезы. А полемизировать с “мнениями”…
3. См.: Militarev, Nikolaev 2020, а также готовящуюся к публикации в 2021 г. (Journal of Language Relationship – Вопросы языкового родства. 2021) Militarev A., Nikolaev S. Proto-Afrasian Names of Other (Non-Ungulate) Animals in Light of the Proto-Afrasian Homeland Issue.
11 Все это, конечно, не в упрек А.Г. Козинцеву, который должен был объективно представить разные точки зрения, хотя бы для полноты картины. Что касается его разнообразных моделей деревьев, мне этот метод представляется вполне перспективным, но проблема в том, что эти модели основываются на 50-словных афразийских списках в базе данных The Global Lexicostatistical Database (которые сам Г.С. Старостин назвал в нашей переписке “сырыми”), принимаемых как данность, тогда как в сравнительно коротких лексико-статистических списках, особенно 50-словных, шаг вправо, шаг влево – побег: стоит немного изменить список, получается немного другое древо. Кушито-чадской ветви, конечно, не получится, но омоты могут разделиться с кушитами, а египтяне оторвать берберов от чадцев: процент берберо-чадских совпадений в обоих списках лишь немного превышает процент берберо-египетских, а при том что факт заимствования культурной лексики из египетского и в берберские4, и в чадские языки, а также между берберскими и чадскими языками несомненен, нельзя исключить хотя бы одно-два таких заимствования даже в 50-словнике. Добавим сюда проблему выбора слов для диагностических списков, особенно в египетском (а ограничение словами из одного периода, скажем, Среднего Царства – тоже немалой длины в 300–400 лет – количество лексем в списке ощутимо сокращает), и станет понятно, насколько тщательно надо эти списки составлять. Мы договорились с А.Г. Козинцевым как-нибудь (когда руки дойдут) поиграть с 50- и 100-словными афразийскими списками и разными видами деревьев – ЕБЖ и КРД.
4. Несколько примеров см. в: Militarev 2020a.
12
  1. АК: Если следовать требованиям строго филогенетической (кладистической) систематики, такое сходство не может служить основанием для объединения таксонов. Это свидетельствует против гипотезы переднеазиатской прародины, ведь прародина должна быть там, где обособились самые древние ветви. Здесь таких ветвей две – омотская и кушитская, причем обе они локализованы в Северо-Восточной Африке. Неужели это результат двух последовательных миграций из Леванта?
13 АМ: Я думаю, ничего крамольного в самой идее двух последовательных миграций из Леванта нет. Путь, когда-то гипотетически проделанный кушомотами (или последовательно омотами и кушитами; датировки, которые я получил для их разделения – 8800 до н.э. и мои предположения об их появлении в Африке в IX–VIII тыс., хотя достаточно условны, но друг другу, вроде бы, не противоречат), спустя 7-8 тысячелетий – если, что очень вероятно, прасемиты разделились в Леванте – был проделан частично (до юга Аравии) носителями праюжносемитского (пра-мехри-джиббали-сокотри), потом праэфиопского и, наконец, праюжноаравийского эпиграфического (сабеи и Ko). Оттуда праэфиопы (может быть, с небольшой группой сабеев), очевидно, перебрались через Баб-эль-Мандеб в начале I тыс. до н.э.5.
5. Мою попытку увязать археологию, генетику, библейскую историю, эфиопскую письменную традицию и глоттохронологию см. в: Милитарев 2018.
14
  1. АК: Так, реконструируются обще-АА слова для обозначения собаки, а также лука и стрел (Милитарев, Столбова 2007). Как известно, собака появилась в Африке с из Передней Азии (Bergström et al. 2020). Скелеты собак найдены на натуфийских памятниках (Clutton-Brock 2017: 13–15); есть данные о доместикации собаки на еще более ранней стадии левантийского эпипалеолита – в кебарской микролитической культуре (Dayan 1994).
15 АМ: Про лук и стрелы как раз в моей обсуждаемой статье сомнений в наличии слов для них в ПАА у меня нет. А что касается собаки, лингвистически все сложнее; вот, важные соображения С.Л. Николаева:
16 Интереснее с собачками. В семитском своя новая домашняя собака (*klb- вместо утраченного всемирного и ПАА *kʷihan ‘dog’), а из остальных ПАА корней практически остался только падальщик – шакал/гиена:
17
  1. Sem. *ʔaway-: Hbr. *ʔī (pl. ʔiyyīm) ‘jackal’ [Canis aureus] ○ Syr. bənāt ʔaway ‘thoes, canes aurei’ [C. aureus] ○ Arab. ʔibnulʔāwan ‘animal regardé comme un mélange né d’un chien et d’un renard’ ○ Tgr. ʔaw ‘eatable wild animals’ ○ Amh. yäyi ‘hyena’ [Hyaenidae sp.], awu ‘hyena’s cry; hyena’ [Hyaenidae sp.] ○ Gur.: Chaha, Gyeto, Ennemor, Muher awi ‘wild animal, beast’.
18
  1. (плюс едва сохранившийся “волк” Sem. *ʔaws: Arab. ʔaws, pl. ʔuways ‘wolf’ [Canis lupus].)
19 Тогда как остальная куча корней количественно и качественно соответствует вост.-африканской фауне – волк, несколько видов лис и шакалов, дикая африканская собака (L. pictus) и пара названий для гиены (Из личной переписки).
20 Я не вполне согласен с тем, что семит. *kalb- – новая домашняя собака6, но то, что единственное общесемитское название собаки соответствует афразийскому корню с расплывчатым значением да еще и с элементом -b не вполне понятного назначения, а все остальные общеафразийские названия для собак представлены в семитских очень слабо, действительно, требует объяснения, без которого ранняя доместикация собаки в Леванте ничего об афразийской прародине не говорит: надежного праафразийского – включающего семитский – термина для собаки нет.
6. Cемит. *kalb- с “вросшим” суффиксом -b (ср., однако, -mb- в зап.-рифтском) восходит к ПАА *kʷV(hV)l- > Sem.: Gz. kʷähila “fox-like animal”; Berb.: Ayr ă-kûlen “loup” и др.; Chad. C.: Bura kila, Gvoko kəle, Mbuko kə́lá, Buduma kəli, Logone kle “dog” (
21 4. АК: Имеются и более частные противоречия между лексикостатистическими и генетическими данными. Так, не находит объяснения значительное генетическое сходство между туарегами и бедауйе (Cavalli-Sforza et al. 1994: 173).
22 АМ: Одно гипотетическое объяснение рискну предложить. Я специальными языковыми туарегско-бедауйе контактами не занимался, но занимался берберо-нубийскими (см.: Militarev 2020b) и могу утверждать, что: а) берберофоны доходили до района распространения нильско-нубийских языков, откуда недалеко до зоны распространения бедауйе (беджа), б) почти наверняка это были гараманты, в) весьма вероятно, что они проходили через зону распространения бедауйе на предполагаемом пути в район распространения омотских языков7, г) я убежден, что гараманты – лингвистические, культурные (скорее всего, и биологические) предки туарегов8.
7. В пользу предположения о таком пути у меня есть только один, но сильный аргумент: Л. Бендер в своем замечательном омотском словаре (Bender 2003) приводит потрясающий пример, который можно было бы принять за эксцентричную мистификацию, если бы не солидная репутация автора - слово “god” в северноомотском языке Gimirra (Bench) передано как garamantči (сам Л. Бендер, возможно, не понял значения своей находки, во всяком случае, он никак ее не прокомментировал).

8. Аргументы см. в: Милитарев 1991; Militarev 2020b.
23 Комментарии Г.С. Старостина и мои ответы.
24
  1. ГС: *ma/iṭw- ~ *may/wṭ- “дубина, палица”… Египетская параллель, хотя и не идеальна в плане семантики (египетский [курсив мой. – А.М.] посох mdw, вероятно, был скорее сакральным, чем военным инструментом).
25 АМ: Eg. mdw (
26 ГС: Намного хуже обстоит дело с чадской частью этимологии, представленной в одном (хауса) из нескольких сотен языков; для того, чтобы эта параллель была приемлема, необходимо как минимум показать ее реконструируемость на прачадском или хотя бы на празападно-чадском уровене.
27 АМ: Вот дополнение к Chad. W.: Hausa múčíyā, pl. mū́tàitai “stirring stick; long pole”: Gwandara màtáʔ “arrow” and “bow”; E.: Bidiya mèta “javelot, hampe de lance” (что отчасти перекликается с одним из предполагаемых значений егип. mdw “walking stick, with knobbed end downward”, см.: Takács 2008).
28 ГС: Кушитская часть этимологии состоит из двух языков – оромо (Lowland East Cushitic), где мы имеем muṭuṭḗ “дубина”, и сидамо (Highland East Cushitic), где к сравнению привлекается форма amāṭṭ-o… (что такое начальное a- в сидамо?..)…
29 АМ: Начальное a- в сидамо – непродуктивный (“вросший”/fossilized) префикс с неясной, как во многих такого рода аффиксах, семантикой/функцией (Militarev 2005), сравни форму без a- в сидамо: mûṭa, pl. mûṭṭa “small stick” и дараса: mūṭ-iččo “leaf sheath of enset”, а также HEC: Sidamo agoda “shoulder” vs. E. Cush. Burji gudum-a, Hadiya gudum-o “shoulder” (с другим “вросшим” суффиксом -(u)m).
30 ГС: …Во-вторых, даже внутри восточно-кушитского сравнение не идеально: “дубина” и “стрела” – объекты, семантически далеко не тождественные.
31 АМ: Не очень понятно, чем пара “дубина” и “стрела” “хуже”, чем пара ПИЕ *gweru “копье ~ посох” или чем др.-греч. khâi̯o-s m., khâi̯o-n n. “пастуший посох” (вряд ли его метали), включенное в ПИЕ корень *ĝhais-o/e-s “метательное копье, дротик” (от глагола *ĝhhai- “бросать”?)?
32 2. *ḳVs- “лук”.
33 ГС: …на прасемитском уровне, безусловно, надежно реконструируется корень *ḳaš-t- “лук” (не очень ясно, правда, как он связан с арабским ḳaws-), но дальнейшие сравнения проблематичны. Про египетское слово ḳꜣs говорится, что его исходным значением, скорее всего, было “тетива”; даже если это так, семантическая связь между “луком” и “тетивой” не столь однозначна, как может показаться (синхронные полисемии такого рода мне неизвестны).
34 АМ: Синхронные полисемии, наверное, были бы убедительней, но и сравнение семит. *ḳVs- “лук” и егип. ḳꜣs “тетива” имеет параллель в ИЕ (см. след.).
35 ГС: …намного более вероятно в этом случае, что исходным значением все же было широкое “привязывать”, а не узкое “тетива” или тем более “лук”.
36 АМ: Вполне возможно, но почему это исключает возникновение производного значения: от “привязывать” > “тетива” > “лук” на праафразийском уровне? Сравни (из примеров, приведенных ниже А.В. Дыбо): ПЮИЕ *gʷeyā (*gʷey(e)ha, Gen. *gwihaos) “тетива”: др.-греч. bió-s m. “лук”; ИИран авест. ǰyā “тетива”, перс. zih “тетива”, скр. j(i)yā “тетива” || ПИЕ значение, скорее, “жила, нить”, сравни ЗИЕ-формы той же основы: кельт. кимр. pl. giau “жилы, нервы”, слав. *žīcā “нить; пряжа”, балт. лит. gijà “нити основы”.
37 Или аналогичный случай с другой семантикой: ПИЕ *haek̂smo/eha- “копье”: балт. др.-прус. aysmis “вертел”, лит. iẽšma-s, jiẽšma-s “вертел, копье”, лтш. ìesms “вертел”; др.-греч. ai̯khmǟ́ “наконечник копья, копь” || Производное по глаголу *haek̂- “ранить острым предметом”.
38 ГС: …словарь Х. Юнграйтмайра и Д. Ибришимова, где россыпь форм вида kɛsɛ с соответствующими значениями, обнаруживаемая в ряде восточно- и центральночадских языков, определяется как заимствование из центральносуданского языка багирми, про который достоверно известно, что он действительно долгое время был языком-донором для многих языков чадской семьи слово kɛsɛ в багирми значит именно “стрела”.
39 АМ: У чадологов, из которых, по моему опыту, практически ни один (кроме О.В. Столбовой) не умеет строить чадские этимологии из афразийских (а значит, не склонен их признавать), есть такой “пунктик”: видеть во многих чадских словах заимствования то из канури, то из багирми – даже там, где термин гораздо правдоподобнее объясняется праформой в своей группе (что хронологически сравнительно недавнее влияние канури или багирми исключает), не говоря уже об афразийских параллелях. Это весьма характерный подход для специалистов по одному языку или компактной группе языков, к которым, не умея их сравнивать с (дальне)родственными языками, они относятся как к изолятам; любое слово тогда приходится либо этимологизировать “из себя”, из того же языка (или близкородственных языков), либо считать его заимствованным. Формы в большинстве цитируемых О.В. Столбовой слов, действительно, подозрительно однообразны (типа kese) и теоретически могут быть “багирмизмами”, но непонятно, каким образом багирмисская kɛsɛ “стрела” была заимствована в целый ряд чадских языков в значении “лук” (см. ниже). Возможно, из какого-то чадского, где из “лука” развилось вторичное значение “стрела”, последняя и была заимствована в багирми, а затем в период, когда багирми стал “языком-донором для многих языков чадской семьи”, произошло обратное заимствование этой “стрелы” из багирми в чадские языки.
40 ГС: …южнокушитская параллель состоит из изолированной формы вымершего языка квадза ḳasamato “лук”, произвольно членимой на компоненты ḳasa- и -mato. Учитывая, что компонент -to в квадза – частотный именной суффикс, скорее, приемлемо членение ḳasama-to, и в таком случае этот “лук” вряд ли отделим от празападно-рифтской основы *kasaːma, мн.ч. *kasamu “стрела” (Kießling, Mous 2003: 173). Проблема только в том, что начальный согласный здесь просто глухой (не эективный); возможно, это означает, что ḳ- в квадза было записано ошибочно (речь все-таки идет об одиночном вымершем языке, в отличие от целой группы живых западно-рифтских – иракв, алагва, бурунге), но в этом случае общеюжнокушитская реконструкция должна быть *kasama-, и тогда это слово не может быть родственно прочим афразийским формам с начальным ḳ-.
41 АМ: Во-первых, квадза ḳasamato не произвольно членимо на ḳasa- и -mato: в квадза не только -to – суффикс, но и -am тоже суффикс, по всей видимости, непродуктивный (fossilized), как во многих других афраз. языках, ср. cat-am-uko “hair” vs. дахало ṭata “hair” (
9. A Hadza Lexicon (ms) / Eds. K. Miller, M. Anyawire, G.G. Bala, B. Sands. 2013. Р. 118.
42 3. *dVg- “лук и стрела”.
43 ГС: Уже само значение, вынесенное в заголовок этой этимологической статьи, вызывает сомнения (насколько частотно и естественно бытование отдельного лексического корня с “общим” значением “лук и стрелы”? – из всего приводимого материала такая полисемия, по-видимому, действительно зафиксирована только для языка сидамо и требует верификации на уровне текстов).
44 АМ: Таких случаев немало в афразийских языках, сравни хотя бы ц.-чад.: Munjuk ḅaraw “arrow”, Musgu bárau “arrow, bow”, Masa ḅaraw-ta “bow”; или ц.-чад.: Musgu kise “bow”, Mbara kèsé “arrow”, в.-чад.: Tumak kèské, Migama kêsè, Bidiya kḕse “bow”, Kwang kēsé, Sokoro kɛsɛ́ “arrow”; или зап.-чад.: Gwandara màtáʔ “arrow” and “bow”10. А также сравни (из ИЕ материала, приведенного А.В. Дыбо): ПЗИЕ *haerkwos “лук ~ стрела”: арх. лат. arquus “лук”, лат. arcus “лук”; герм. *arhvō, др.-сев. ǫr “стрела”, др.-англ. earh “стрела” (> совр. англ. arrow), гот. arƕazna “стрела”; а также (с сайта “Вавилонская башня”): Proto-IE *teks- Meaning: weapons (“bow” and “arrows, spear”): Other Iranian: NPers taxš “bow” (weapon). Old Greek: tókso-n “Bogen”, pl. “Schiesgerät(e), (Bogen und) Pfeile”. Germanic: *ɵixs-ō(n-) f., *ɵixs-al-ō(n-) f. “spear, axe”. Latin: tēlum, -ī n. “Fernwaffe, Wurfwaffe, Geschoss, Waffe überhaupt, Axt etc.”, Russ. meaning: “оружие (лук и стрелы, копье)”.
10. Все примеры из: Jungraithmayr, Ibriszimow 1994.
45 Вообще “верификация на уровне текстов” для языков или бесписьменных, или младописьменных с крайне малым объемом записанных текстов – требование завышенное и заведомо невыполнимое. Боюсь, что здесь Георгий Сергеевич слегка заразился чрезмерным скепсисом своих мейнстримовских “ламперных” оппонентов, с которыми он отважно и умело сражается много лет.
46 ГС: …у этого корня чаще всего глагольное значение “гнуть(ся), сгибать(ся)”, а к именному значению “лук” время от времени подмешивается семантика “угол” или “бумеранг”, что подтверждает исконно глагольное значение (“гнуть/ся/”).
47 АМ: А почему это исключает развитие уже на афразийском уровне “гнуться” > “лук” > “стрела” (см. мои аргументы к п. 2. *ḳVs- “лук”)?
48 ГС: …Х. Юнграйтмайр и Д. Ибришимов, например, подозревают здесь субстратный элемент из языков нигер-конго.
49 АМ: Это их полное право – подозревать, для этого можно даже не приводить слов-источников из языков нигер-конго (но: см. мои аргументы к п. 2. *ḳVs- “лук”).
50 Здесь я хотел бы воспользоваться случаем и ответить на критические замечания Г.С. Старостина о моих реконструкциях предполагаемых праафразийских земледельческих терминов, в частности названий злаковых, высказанные не в настоящей дискуссии, а в другой его статье:
51 Наиболее тревожащим фактором является почти полное отсутствие названий культурных растений с совершенно одинаковой семантикой. Единственный такой термин – *ĉarVy- “ячмень”, но даже его реконструированное значение основано на прасемитском *ŝaʕVr- “ячмень; трава, солома” с рефлексами в эфиосемитских и современных южноаравийских, как правило, сводящимися к “трава, солома”, нескольких разрозненных чадских параллелях со значением или “ямс”, или “окра” и гипотетическом пракушитском *ʔaĉar, отраженном как ešerri “маис” в бедауйе и ašaru- “ячмень только в одном восточнокушитском языке камбаата. Прямая семантическая изоглосса, таким образом, ограничивается несколькими семитскими языками и одним кушитским, что делает значение “ячмень” в праформе крайне сомнительным. Степень семантической неточности и топологического разброса в других терминах еще выше: например, *bar- “некий хлебный злак” имеет в дочерних языках значения “пшеница”, “маис”, “молотое зерно”, “сорго”, “ямс”, “просо”, “земляной орех”, “овес”, “стебель”, “солома”. Очевидно, что требуется большая работа по семантической реконструкции нижнего уровня, чтобы уточнить, какие из этих рефлексов стоит включить (в одну этимологию), а какие являются результатом случайного сходства в звучании (Starostin 2017).
52 Ну, во-первых, на мой взгляд, не все так плохо. В корне *ĉarVy- “ячмень” Г.С. Старостин не упомянул представленный в статье очень важный термин Eg. (MK) šr.t “barley”, который по фонетическим причинам не может быть семитским заимствованием, а наличие термина с тем же значением в двух разных афразийских ветвях делает значение “ячмень” в праязыковом термине высоко вероятным. Но и с остальными языками степень разброса в рефлексах не столь высока, если добавить Cush. E.: Tembaro ašaru “barley”11 и Chad. C.: Daba ẑòrū “k. of white corn”, Mofu ẑarawáy “sorgho jaune sp.” (справедливости ради замечу, что этих чадских терминов не было в обсуждаемой статье – они были опубликованы после ее выхода в свет). То же самое с *bar- “некий хлебный злак”. Наверное, не обязательно приводить все “побочные” термины типа “стебель”, “солома” и, возможно, “ямс” и “орехи”, но основные термины, производные от *bar- – общесемитская (в древнееврейском, сабейском, арабском и сокотри) “пшеница”, берберское “сорго”, древнеегипетский “хлебный злак”, чадские “хлебный злак” и “просо”, восточнокушитские “ячмень” и “овес”, южнокушитские “зерно” и “кукурузное зерно” (плавно развившееся в значение “кукуруза” в этих же и в омотских языках), – мне представляются связанными с праязыковым значением семантическими переходами, обусловленными природными и историко-культурными особенностями каждого языкового сообщества.
11. И еще целый ряд кушитских корней, возможно, заимствованных в эфиосемитские языки, а не из них: Cush. C.: Bilin šinrā́y; E.: Saho sinrā́, Afar sirrā́y, Somali saren, Harso soro “wheat”, Hadiya sara-ta “sorghum” (все предположительно возводимы к общей праформе *Sar-n-ay “пшеница”).
53 Во-вторых, говоря о “степени семантической неточности и топологического разброса”, давайте посмотрим на праиндоевропейские термины, обозначающие злаки и представленные на сайте “Вавилонская башня”, несомненно, самой полной и продвинутой этимологической базе данных языков мира. Индоевропейская подбаза составлена одним из самых сильных современных компаративистов, моим другом и соавтором С.Л. Николаевым и, полагаю, отражает современный высший уровень индоевропеистики. Привожу весь материал, но для экономии места в сжатой форме (Nikolayev n.d.):
54 1. Proto-IE: *bhar-; *bharǝs- Meaning: a k. of cereals (millet, barley, spelt): Slavic:  *bъrъ B~D ‘просо (Panicum miliacium)’, ‘бор раскидистый (Milium effusum)’; *boršьno . Germanic:  *bar-ja- m.; *bariz-īn-ia- adj. Latin: far, gen. farris n. ‘Dinkel, Spelt; Schrot, Mehl’, farrāgō ‘Mengfutter’; farīna f. ‘Mehl’. Other Italic: Osk far, Umbr far ‘far’; Umbr farsio, fasiu ‘farrea’. Celtic: Cymr, Corn., Bret bara m. ‘bread’. Russ. meaning: растение (злак – просо, ячмень, полба).
55 2. Proto-IE: *dhōn- Meaning: cereals, bread: Tokharian: B tāno ‘seed, grain’. Old Indian: dhānā́ f. ‘corn, grain’; dhānyà- n. id.; adj. ‘consisting or made of grain’. Avestan: dāno-karša- ‘eine Ameisenart’. Other Iranian: NPers dāna ‘Korn’. Baltic: *dō̂n-ā̂ (1), *dō̂n-iā̃ (1) f. Russ. meaning: зерно, хлеб.
56 3. Proto-IE: *yewǝ- (Gr zd-) Meaning: a k. of cereals: Hittite: ewa- n. ‘eine Feldfrucht, Abart der Gerste’. Old Indian: yáva-ḥ m. ‘barley, corn’; yávya- ‘suitable for barley; m. stock of barley or fruit’; (Kafir) Ashkun, Waigali yū ‘barley, millet’. Avestan: yava- ‘crop’, yǝvīn- m. ‘Getreidefeld’. Other Iranian: Pers ǯav ‘Gerste, Kurd’, Baluchi ǯaw, ǯō ‘barley’, Yagn yau̯ ‘id.’, Osset jäw ‘millet’. Old Greek: zdei̯á-i̯ f., later zdei̯ā́, zdeǟ́ (zdéǟ) ‘Dinkel, Spelt, Triticum monococum’, zdéi̯-dōro- ‘Spelt (Getreide)’, zdeó-ṗüro-n ‘Art Triticum’, LS: Hom. phǖsí-zdoo- as epith. of earth, prob. ‘producing’ dzéa, âi̯a, but reinterpreted as from zdōǟ́ (zdóǟ) ‘producing life’ Aesch., etc. Slavic:  *jevīnъ, *jevьnjā (блр. ёўня), *jevъdь (Rus dial. новг., пск., осташк. о́водь, ово́дь ‘яровая рожь’ СРНГ 22:301) . Baltic:  *jav-a- c., *jaû-ja- c., *jaû-jā̂ (1) f. Celtic: OIr eorna ‘Gerste’. Russ. meaning: растение (какой-то злак).
57 4. Proto-IE: *k(ʷ)Als- Meaning: ear (of cereals): Slavic:  *kolsъ . Albanian: kallí, pl. -nj m. ‘spike’; ? káshtë ‘straw’. Russ. meaning: колос.
58 5. Proto-IE: *sas- Meaning: cereals: Old Indian: sasyá- ‘corn, grain, fruit’, sasá- ‘herb, grass, corn’. Avestan: hahya- ‘Getreide’. Celtic: Gaul acc. (s)asiam Roggen (“secale Taurini sub Alpibus asiam vocant” Plin. H.N.); Cymr haidd ‘hordeum’, Bret heiz ‘orge’. Russ. meaning: растение (злаки).
59 6. Proto-IE: *ad- Meaning: cereals: Hittite: hattar n. ‘ein Getreide’, Lyk. χɵɵase ‘Heu, Futtermittel’. Tokharian: A āti, B atiyo (f.pl.) ‘grass’. Avestan: āδū-frāδana- ‘grain-abundant’. Armenian: hat ‘grain’. Germanic:  *at-isk-a- m. Latin: ador, gen. -oris/-ōris n. ‘Art Getreide, Spelt’. Russ. meaning: растение (зерно, зерновой злак).
60 7. Proto-IE: *derǝt-, *tered- Meaning: a k. of wild cereal: Old Greek: tórdǖlo-n n. ‘hartwort, Tordylium officinale’ Ruf. ap. Orib., Gal; tordylon Plin. Baltic:  *dir̂s-ā̂ f., -iā̃ f. Germanic:  *dúrɵ-u- c., *ɵurt-u- c. Russ. meaning: растение (дикорастущий злак).
61 8. Proto-IE: *gAnt- Meaning: a k. of cereals: Hittite: kant- c. ‘Weizen’, Lyk. χada- ‘Getreide’. Tokharian: B kanti ‘bread’. Avestan: gantumō ‘Weizen’. Other Iranian: NPers. gandum ‘Weizen’. Russ. meaning: злак.
62 9. Proto-IE: *pūr- Meaning: wheat, spelt; couch-grass: Old Indian: pūra- m. ‘a sort of unleavened cake fried with ghee or oil’, pūrikā f. ‘a sort of cake’. Old Greek: pǖró-s, pl. pǖró-i̯, dor. spǖró-s ‘Weizenkorn, Weizen’; pǖrḗn, -ē̂nos m. ‘Obst-, Fruchtkern’. Slavic:  *pɨ̄́ro, *pɨ̄́rā, *pɨ̄́rъ, *pɨ̄́rь, *pɨ̄rьjь ‘пырей; полба ’. Baltic:  *pū̃r-a-, -ia- c. Germanic:  ? *fúr-s-a- m. Russ. meaning: растение (злак – пшеница; пырей).
63 При том, что «Из трех “ядерных” и двух “перифирийных” предполагаемых ностратических ветвей, праязыки трех из них, включая праиндоевропейский, несомненно свидетельствуют о том, что их носители практиковали хоть какой-то вид земледелия…» (Starostin 2017), я буду признателен любому читателю, который найдет в этом наборе из девяти праиндоевропейских терминов хоть один, показывающий что-то иное, чем “почти полное отсутствие названий культурных растений с совершенно одинаковой семантикой”, или принципиально другую, чем в цитированных афразийских сопоставлениях, “степень семантической неточности и топологического разброса” (Ibid.).
64 Любопытно, почему этот семантический разнобой в названиях злаков в индоевропейском свидетельствует “о том, что их носители практиковали хоть какой-то вид земледелия”, а от праафразийской реконструкции ожидается, что «должно быть хотя бы несколько терминов… со специфически земледельческим значением, либо прямо соответствующих друг другу…, либо хотя бы связанных тривиальными, типологически частыми семантическими переходами (типа… “пшеница” – “(пшеничное) зерно”, etc.)» (Ibid.)
65 Но главное несоответствие мне видится в другом: как примирить два следующих утверждения:
66 (1) Во-первых, культурная лексика в целом обладает меньшей устойчивостью, т.е. слова, не относящиеся к базисному слою, как правило, имеют менее продолжительный “жизненный цикл” и гораздо быстрее подвергаются замещению на лексические инновации. Соответственно, скажем, априорная вероятность того, что одно и то же слово со значением “война” или “дубина” без изменений (за исключением фонетического облика) сохранится на протяжении пяти или тем более десяти тысяч лет даже в одном языке (не говоря уже о большем количестве), должна быть намного ниже, чем для слова “рука” или местоимений “я” и “ты”. В лучшем случае для такого рода слов следует ожидать различные семантические сдвиги, в худшем – полное исчезновение. Исключения, разумеется, возможны, но в целом рассчитывать на успешную реконструкцию полноценного корпуса культурной лексики на уровне, допустим, X–XII тыс. до н.э. может только неисправимый оптимист. (комментарий Г.С. Старостина к моей статье).
67 (2) …археологические данные не позволяют нам реконструировать существенные детали ни социальной организации “натуфийцев”, ни их системы верований, не говоря уже о таких вещах, как музыка и ритуалы. Само по себе применение сравнительных лингвистических данных позволяет значительно усовершенствовать нашу реконструкцию этой культуры. Когда мы обращаемся к сравнительным лингвистическим данным, мы узнаем, что афразийская прародина может быть идентифицирована в пространстве и времени с областью распространения и периодом существования натуфийской культуры (Militarev 2000; Starostin 2000; Ember et al. 2006). Применение сравнительных лингвистических методов дает возможность реконструировать словарный запас носителей протоафразийского языка, что позволяет определить набор терминов, обозначающих реалии семейной организации, политические аспекты, верования и т.д. (Militarev 1990, 2000, 2002, 2004)… (Korotayev et al. 2019: 1).
68 Я думаю, что это несоответствие двух противоположных высказываний хорошо объясняется удачной формулировкой “неисправимый оптимист”, каковыми все мы, занимающиеся дальним родством языков, в т.ч. и Георгий Сергеевич, являемся, сочетая несочетаемое, но единственно возможное. Я имею в виду критически-скептическое отношение к тому, что мы сами делаем и что делают наши даже наиболее квалифицированные коллеги, без чего невозможна серьезная наука, и “неисправимый оптимизм”, без которого мы под надежной крышей мейнстрима занимались бы беспроигрышными, солидными темами с предсказуемым результатом или маленькими частными сюжетами, необходимыми, но на серьезный прогресс – “прорыв” – в науке мало влияющими. Без “неисправимого оптимизма” Московская школа компаративистики (и многие другие “забегающие вперед” направления в любой науке) не возникла бы или давно прекратила бы свое существование.
69 Комментарии А.В. Дыбо и мои ответы.
70 АД: Никакого абстрактного значения “война”, одинакового для разных языков (и праязыков) не существует утверждение «во всех языках, как древних вымерших, так и живых, термин “война” обычно отличается от терминов “борьба”, “стычка”, “грабеж”, “набег” и других, находящихся в том же семантическом поле» не выглядит обоснованным.
71 АМ: Согласен, абстрактного значения “война”, одинакового для разных языков (и праязыков) не существует, но во многих языках засвидетельствован термин “война”, отличающийся от терминов того же семантического поля в данном языке – “борьба”, “стычка”, “грабеж”, “набег”. Наше представление об этом основано на доступном материале: если в каком-то языке данное слово в имеющихся источниках переводится только как “война”, а не как “война, борьба” или “война, набег”, то “реальная многозначность лексем” остается в данном случае чисто теоретическим знанием, к этому случаю приложимым только гипотетически. И, конечно, у этого термина с единственным зарегистрированным значением “война” могли и могут быть метафорические и зависящие от контекста варианты, но все-таки маловероятно, чтобы, например, информант, понимающий по-английски, на вопрос, «how do you say “war” in your language» (как на вашем языке будет “война”), привел слово со значением “вражда”, “состязание” или даже “бой”, а задающий вопрос слово это зафиксировал как “война”, не потрудившись добиться от информанта понимания вопроса. А если у нас несколько информантов с одним и тем же языком или этот же термин для войны записан со слов информантов с разными родственными языками и показывает регулярные фонетические соответствия в этих языках, то реально ли предположение, что разные информанты поняли слово war не в главном его значении, а разные вопрошающие это единодушно прозевали? Под главным я имею в виду то значение “war”, что при любой полисемии приводится в словаре под № 1 – в русском это “война”, в дахало – mbṓri, – т.е. примерно такое: организованная вооруженная борьба, состоящая из серии сражений между противоборствующими сторонами, в которую вовлечено существенно больше сражающихся, чем при разовых конфликтах; определение это не исчерпывающее и не бесспорное, как определение любого сложного явления, но, думаю, всем понятное.
72 АД: При этом, чтобы делать исторические импликации, надо все же отличать значения “война = последовательность вооруженных конфликтов между социумами (= организованными группами индивидуумов), при которых могут происходить намеренные убийства”, “битва = сражение = одиночный вооруженный конфликт между социумами, при котором могут происходить намеренные убийства”, и “бой = одиночный вооруженный конфликт между индивидуумами или социумами, при котором могут происходить намеренные убийства”, а также “борьба = конфликт между индивидуумами или социумами”, “драка = одиночный конфликт между индивидуумами или социумами, при котором могут происходить попытки нанести травму”, и т.п.
73 АМ: В том-то и дело, что идея, подвигнувшая меня на это микроисследование, состояла в том, чтобы пытаться отличить войну от невойны в глубокой древности или вести схоластические классификационные споры, решая, какой конфликт считать войной, а довериться говорящим и говорившим когда-то на этих языках и, предположительно, праязыках: все-таки что-то они подразумевали под этим, переводимым как “война” на европейские языки двуязычных словарей словом, отличая его от слов, обозначающих другие явления того же ряда.
74 АД: …чтобы восстановить семантику некоторой реконструируемой лексемы, а также чтобы внести достоверное толкование лексемы в словарь описываемого нами языка, мы должны установить как микросистему лексем, в которую входит данная, так и то, какие семантические характеристики работают в этой микросистеме как различительные. Для того чтобы сделать это для праязыка, нужно по крайней мере определить хотя бы для части сравниваемых языков соответствующие микросистемы и дистинктивные признаки в них (обычно, чтобы правильно это сделать необходимо установить диагностические контексты употребления этих слов, для чего нужен либо целенаправленный опрос…, либо достаточно большой корпус текстов на языке.
75 АМ: Кто ж спорит – конечно, все это очень даже нужно. И замечательно, что “в сравнительно-историческом языкознании и в исторической типологии семантических изменений разрабатываются более строгие критерии семантического сопоставления”! Однако было бы сильным преувеличением утверждать, что эти критерии – да и то, кажется, разрабатываемые только российскими лингвистами – на сегодняшнем уровне компаративистики оказывают на нее заметное влияние. Да и попробуйте “установить соответствующие микросистемы и дистинктивные признаки в них”, а также “диагностические контексты употребления этих слов” и тем более провести “целенаправленный опрос” либо раздобыть “достаточно большой корпус текстов на языке”, когда речь идет о массе бесписьменных языков вроде чадских или омотских! С семитскими языками это возможно, но семитский материал и так вызывает наименьшую критику. Да и вообще пока наша наука не достигла такого уровня синтеза, когда одни и те же лингвисты методически “разрабатывают более строгие критерии семантического сопоставления” и параллельно – это при драматической-то нехватке квалифицированных специалистов по любой семье, кроме индоевропейской – занимаются реконструкцией праязыков достаточно глубокого уровня. Анна Владимировна здесь, увы, скорее, счастливое исключение из правила. Выход? Не браться за неразрешимые проблемы в мечтательном ожидании, что когда-нибудь кому-нибудь удастся применить “надежные семантические описания” к словам всех языков и создать для этих слов семантически надежные этимологии и в придачу праязыковые реконструкции на всех уровнях. Жаль только – жить в эту пору прекрасную… А если серьезно, то при тающем на глазах во всем мире общественном и государственном интересе к гуманитарным наукам и спросе на них у меня одна (слабая) надежда на какие-нибудь нейронные сети, с помощью которых горстка продвинутых айтишников – по нашему случайному везению, любителей лингвистики (был же таким великий физик М. Гелл-Манн!) – сумеет решить не решенные нами лингвистические проблемы. Если сейчас найдется кто-то, кто сумеет сделать то, что я делаю, лучше, я буду рад и счастлив. Но не браться даже с несовершенной техникой и обилием белых пятен в материале за сюжеты, выходящие за рамки мейнстрима или им игнорируемые, мне, честно говоря, скучно.
76 АД: …количество восстанавливаемых для праиндоевропейского состояния (V тыс. до н.э.) с некоторой степенью надежности слов военной сферы (29 слов) сравнимо с восстанавливаемым для праафразийского (X тыс. до н.э.; 24 слова). Но, как мы попытались продемонстрировать, отбор в праиндоевропейский лексикон ведется на несколько порядков тщательнее…
77 АМ: Странно было бы, если бы было иначе, учитывая, на сколько тысячелетий праиндоевропейский ближе к нам, на сколько веков серьезная индоевропеистика старше серьезной афразистики и на сколько порядков компаративистов и этимологов-индоевропеистов на свете больше (наверное, их тысячи), чем афразистов – тех, кто занимается не соединительным союзом X в языке Y (это, конечно, тоже надо, но – по одному из анекдотов про Чапаева– когда белые в лесу, не до грибов) и не полевой лингвистикой (без которой не было бы нашей науки), а именно сравнительно-историческим афразийским языкознанием, тех, кто устанавливает фонетические соответствия, создает новые этимологии и классификации или улучшает старые, делает обоснованные, насколько это возможно на данном этапе, реконструкции и т.д. Сообщу по секрету, сколько их во всем мире замечено за последние, скажем, два с лишним десятилетия, после ухода И.М. Дьяконва: пять(!) человек – Арон Долгопольский, Ольга Столбова, Вацлав Блажек, Габор Такач и ваш покорный слуга, из которых живы четверо последних. Более того, по крайней мере троих из этих четверых уже нельзя отнести даже к среднему поколению. И, возможно, завтра – тишина. В начале своего отзыва Г.С. Старостин назвал меня одним из “крупнейших отечественных специалистов по исторической семитологии и афразистике”. Если говорить только об афразистике, то не столь комплиментарно, гораздо точнее было бы меня назвать “одним из двух отечественных специалистов по сравнительно-исторической афразистике”.
78 Поэтому я уже много лет в сравнительно-исторической афразистике занимаюсь одним делом, бегло, как могу, намечаю и приоткрываю те направления исследования, по которым у меня остается, как я уже говорил, слабая надежда (кроме разве что в сравнительной семитологии), что кто-то когда-то их продолжит и разовьет: корневые вариант (без которых плохо устанавливаются регулярные соответствия) и совместимость согласных в семитских корнях; создание семитского этимологического словаря, афразийской этимологической (вместе с О.В. Столбовой) и лексико-статистической баз данных; установление новых и уточнение установленных соответствий; вычленение “вросших”/fossilized аффиксов; генетическая классификация и глоттохронология; выборочная этимологизация и реконструкция значимых культурных терминов; проблема границ макросемьи; лексические контакты на обоих континентах; поиск прародины; попытка координации с археологией и генетикой и т.д. Будь ситуация в нашей науке другой, было бы, наверное, правильней остановиться на наиболее важных направлениях (базы, глоттохронология?) и доводить их до желаемого уровня. Хотя все-таки замечу, что вчетвером закладывать этот “город на болоте” с мастерством, приближающимся к индоевропеистике, бесчисленные современные архитекторы которой неспешно и без перенапряжения добавляют к почти достроенному величественному храму мелкий изысканный декор, нереально12.
12. Это – с одной стороны. А с другой… Я, как ни стараюсь, не вижу на несколько порядков более тщательного отбора в праиндоевропейский лексикон с применением “более строгих критериев семантического сопоставления” и “надежным семантическим описанием” в таких примерах, приведенных А.В. Дыбо (может быть, конечно, она не привела полный материал), как:

Библиография

1. Милитарев A. Гарамантида в контексте североафриканской истории. Судьба одного народа глазами лингвиста // Вестник древней истории. 1991. № 3. C. 130–158.

2. Милитарев А. Немейнстримовские соображения по поводу библейского повествования о “сынах Израиля” в Египте (о возможностях сравнительно-исторического языкознания в реконструкции этнокультурной истории) // Researchgate. 2018. https://www.researchgate.net/publication/326066236_Predvaritelnaa_versia

3. Bender M.L. Omotic Lexicon and Phonology // Aethiopica: International Journal of Ethiopian and Eritrean Studies. 2003. Carbondale: 165. https://doi.org/10.15460/aethiopica.10.1.216

4. Blench R. Archaeology, Language, and the African Past. Lanham: Altamira Press, 2006.

5. Blench R. The Peopling of the Canaries: New Data and New Hypotheses. Cambridge, 2018.

6. Bergström A. et al. Origins and Genetic Legacy of Prehistoric Dogs // Science. 2020. Vol. 370. No. 6516. P. 557–564.

7. Cavalli-Sforza L.L., Menozzi P., Piazza A. The History and Geography of Human Genes. Princeton: Princeton University Press, 1994.

8. Clutton-Brock J. Origins of the Dog: The Archaeological Evidence // The Domestic Dog: Its Evolution, Behavior and Interactions with People / Ed. J. Serpell. Cambridge: Cambridge University Press, 2017. P. 7–21. https://doi.org/10.1017/9781139161800.002

9. Dayan T. Early Domesticated Dogs of the Near East // Journal of Archaeological Science. 1994. Vol. 21. No. 5. P. 633–640.

10. Ehret C. The Historical Reconstruction of Southern Cushitic Phonology and Vocabulary. Berlin: Reimer, 1980.

11. Ehret C. Reconstructing Proto-Afroasiatic (Proto-Afrasian). Vowels, Tone, Consonants, and Vocabulary. Berkeley: University of California Press, 1995.

12. Ehret C. Language and History // African Languages: An Introduction / Eds. B. Heine, D. Nurse. Cambridge: CUP, 2000. P.: 272–297.

13. Ehret C. A Historical-Comparative Reconstruction of Nilo-Saharan. Köln: Rudiger Köppe, 2001.

14. Ember M., Ember C.R., Peregrine P.N., Starostin S. Cross-Cultural Research as a Rosetta Stone for Discovering the Original Homelands of Protolanguage Groups // Cross-Cultural Research. 2006. Vol. 40 (1). P. 18–28.

15. Fleming H.C. Ongota: A Decisive Language in African Prehistory. Wiesbaden: Harrassowitz Verlag, 2006.

16. Jungraithmayr H., Ibriszimow D. Chadic Lexical Roots. Vol. II: Documentation. Berlin: Dietrich Reimer Verlag, 1994.

17. Kießling R., Mous M. The Lexical Reconstruction of West-Rift Southern Cushitic. Koln: Rudiger Koppe Verlag, 2003.

18. Korotayev A. et al. Evolution of Eurasian and African Family Systems, Cross-Cultural Research, Comparative Linguistics, and Deep History // Social Evolution and History. 2019. Vol. 18. No. 2. P. 286–312.

19. Militarev A. Afrasian Cultural Terms (Preliminary Report) // Proto-Languages and Proto-Cultures / Ed. V. Shevoroshkin. Bochum: Brockmayer, 1990. Р.: 33–54.

20. Militarev A. Towards the Chronology of Afrasian (Afroasiatic) and Its Daughter Families // Time Depth in Historical Linguistics. Vol. 1. / Eds. C. Renfrew, A. McMahon, L. Trask. Cambridge: The McDonald Institute for Archaeological Research, 2000. P.: 267–307.

21. Militarev A. The Prehistory of a Dispersal: The Proto-Afrasian (Afroasiatic) Farming Lexicon //. Examining the Farming/Language Dispersal Hypothesis / Eds. C. Renfrew, P. Bellwood. Cambridge: The McDonald Institute for Archaeological Research, 2002. P. 135–150.

22. Militarev A. Another Step towards the Chronology of Afrasian (I) // Babel and Bibel. 2004. Vol. 1. P. 282–333.

23. Militarev A. Root Extension and Root Formation in Semitic and Afrasian: Proceedings of the Barcelona Symposium on Comparative Semitic, 19–20.11.2004 // Aula Orientalis. 2005. Vol. 23. No. 1–2. P. 83–130.

24. Militarev A. Libyo-Berbers – Tuaregs – Canarians: Linguistic Evidence // Études et Documents Berbères. 2020a. no 43. P. 131–158.

25. Militarev A. Inscriptions in Libyan Script in the Libyan Desert and the Island of Ferro: Background and Experiment in Reading // Études et Documents Berbères. 2020b. no 44. P. 57–108.

26. Militarev A., Nikolaev S. Proto-Afrasian Animal Names and the Problem of Proto-Afrasian Urheimat // Journal of Language Relationship. 2020. Vol. 18 (3). P. 199–226.

27. Starostin G. Macrofamilies and Agricultural Lexicon: Problems and Perspectives // Language Dispersal Beyond Farming / Eds. M. Robbeets, A. Savelyev. Amsterdam: John Benjamins Publishing Company, 2017. P. 123–154.

28. Starostin S.A. Comparative-Historical Linguistics and Lexicostatistics // Time Depth in Historical Linguistics. Vol. 1 / Eds. C. Renfrew, A. McMahon, L. Trask. Cambridge, UK: The McDonald Institute for Archaeological Research, 2000. P. 223–266.

29. Takács G. Etymological Dictionary of Egyptian. Vol. III. Leiden: Brill, 2008.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести