Книга “Lifestyle in Siberia and the Russian North” под редакцией немецкого антрополога Йоахима Отто Хабека состоит из девяти исследовательских статей, основанных на полевых материалах, собранных разными учеными в Новосибирске, Красноярске, Иркутске, Улан-Удэ, Якутске, Владивостоке, а также в сельской местности в Мурманской обл., Ханты-Мансийском автономном округе, на Чукотке и на Алтае. Работа в Сибири и на Севере проводилась в 2010–2012 гг. и была частью масштабного проекта Сибирского центра Института Макса Планка, посвященного анализу разнообразия образов (стилей) жизни в Сибири (<em>Habeck</em> 2008).

Каждая статья коллективной монографии 2019 г. по-своему, в зависимости от региона и конкретного исследовательского фокуса, проблематизирует понятие <em>образ жизни</em>. Во вступлении редактор сборника Хабек отталкивается (а за ним это делают практически все авторы статей) от двух теоретических парадигм, сформулированных французским социологом Пьером Бурдье и британским социологом Энтони Гидденсом. Первый рассматривает <em>образ жизни</em> через классовую призму и утверждает, что это понятие не лежит в плоскости выбора, а человек имеет те или иные предпочтения, привычки и повседневность в зависимости от своего социального статуса. Гидденс же, наоборот, утверждает, что у нас нет другого выбора, кроме как выбирать, он концептуализирует творчество и рефлексию в исследовании <em>образа жизни</em>. Несмотря на ясность и кажущуюся удобность установки Бурдье, большая часть авторов статей в сборнике все-таки интуитивно склоняется к постулатам Гидденса, не всегда признаваясь в этом через цитирование. Концепция Бурдье лишает человека агентности. Идеи выстраивания своей идентичности через те или иные повседневные практики и формирования чувства принадлежности к тому или иному месту через разные рутинные действия, может быть, и не очень близки классово ориентированному социологу, зато оказываются очень притягательными для любого антрополога, в особенности работающего в сельской местности и по большей части с коренным населением. Хотя авторы и склоняются к концепции Гидденса, но никто не принимает ее в чистом виде. В действительности, исследователи постоянно описывают в своих статьях как “осознанный выбор” информантов, так и случайность, спонтанность того или иного решения, индивидуальную рефлексию и действия, обусловленные социальным, политическим, культурным контекстами. Авторы лавируют между двумя концепциями, как уже было сказано выше, в большей степени симпатизируя идеям Гидденса. Однако они не игнорируют политические и социальные факторы на локальном и государственном уровнях, которые в той или иной степени определяют выбор их информантов. Например, в статье Маши Шо, основанной на полевом материале из приморского села Мурманской обл., описаны три биографии местных жителей, двое из которых выбрали вернуться в теряющую население деревню. И все они именно благодаря независимому существованию в родном селе и осознанному выбору жить здесь, на берегу моря, “стали хозяевами своей жизни”, как пишет автор. Следующая статья, Людека Броза и Хабека, на примере советских и постсоветских биографий двух людей (один – русский житель Новосибирска, другая – коренная алтайка, жительница села) показывают, как желания и мечты, практики и пристрастия, а также досуговая мобильность оказываются социально обусловленными и чувствительными к политическим трансформациям.

Разные образы (стили) жизни жителей Сибири и российского Севера рассматриваются в данном сборнике через разные представления о модерности в этом обширном регионе. Модерность, в свою очередь, раскрывается через анализ разных форм мобильности, визуальности и технологии. В каждой статье много иллюстраций – в основном это фотографии 2000–2010-х годов из личных архивов информантов: снимки из туристических поездок, кадры, сделанные дома, фотографии встреч родственников. Путешествия туристические, промысловые, медицинские, образовательные и трудовые сопряжены всегда не только с мобильностью людей, мигрируют вместе с людьми также товары, идеи, образы. Люди ездят по России, в крупные центры и в сельскую местность, в тундру и тайгу, к родственникам и друзьям, за деньгами и новыми впечатлениями, уезжают из своих сел и возвращаются туда. Передвигаются не только горожане, но и сельские жители, местные и неместные, русские, манси и чукчи. Каждый раз, как я приезжаю на Чукотку, меня удивляет степень мобильности коренного населения нескольких приморских национальных сел, в которых я работаю. Ввиду отсутствия железных и автомобильных дорог основным видом перемещения (если мы не говорим о кочевках или поездках в тундру на снегоходах и вездеходах) здесь оказываются авиаперелеты. Фотографии визуализируют мобильность, а комментарии при просмотре фотографий оказываются одним из самых распространенных нарративов и удобных методов сбора информации. География впечатлений многих коренных жителей Чукотки не ограничивается своим регионом, а простирается до Санкт-Петербурга, Черноморского побережья, Китая и Аляски. Полевая работа авторов сборника пришлась на 2011 г. Тогда в некоторых селах не было даже мобильной связи, а медленный интернет был только в школе в кабинете информатики. Сейчас практически каждый охотник, оленевод, учитель и даже безработный на Чукотке имеют смартфон, который хранит снимки, отражающие индивидуальные передвижения.

Авторы намеренно отходят от создания искусственного образа Сибири и Севера как региона кризиса, депопуляции и классических проблем (суицидов, алкоголизма, дезадаптации молодежи, потери этнических культур). Северяне и сибиряки мобильны и технологичны. Мобильность не сводится только к миграции в европейскую часть России, крупные сибирские города или на юг, она включает в себя возвращение домой и производство новых смыслов и пространств в родном месте проживания. Исследователи относятся к образам жизни своих информантов как к динамичному бриколажу, в котором смешаны артикулированное аборигенное и глобализированное, городское и сельское, европейское и азиатское.

Коренное население со своими проблемами и возможностями, особенностями культуры и традиционного природопользования не оказывается в фокусе большинства статей данного сборника. И это при том, что антропология Сибири, как на Западе, так и в России, всегда интересовалась аборигенным населением, ученые часто даже не замечали или не хотели замечать намного более многочисленных некоренных жителей Азии. Статьи этой монографии лишены “коренного крена”. На мой взгляд, это безусловно очень важный вклад в деэтнизацию и деэкзотизацию антропологических исследований Сибири.

Однако коллективная монография под редакцией Хабека не избежала другой популярной и не всегда полезной антропологической парадигмы. Совсем недавно вышла еще одна коллективная монография по антропологии Сибири (<em>Вахтин</em><em>, </em><em>Дудек</em> 2020): сборник статей “Дети девяностых в современной российской Арктике” под редакцией Николая Вахтина и Штефана Дудека подготовили исследователи Европейского университета в Санкт-Петербурге. Он посвящен в основном миграционным стратегиям северян. Через призму мобильности и транслокальной миграции антропологи рисуют современный образ Арктики, в фокусе исследования – рефлексия и образ жизни тридцатилетних северян. В историографическом обзоре во вступлении к книге Вахтин и Дудек не оставили без внимания коллективную монографию под редакцией Хабека. Авторы обоих сборников провели и до сих ведут серьезную этнографическую полевую работу, и в той, и в другой книгах отсутствует “крен” в аборигенную проблематику, и те и другие исследователи много пишут как об образе жизни, так и мобильности, делая их одними из ключевых фокусов при анализе идентичностей своих информантов. Авторы обоих трудов особенное внимание уделяют рефлексии своих собеседников, “легитимизируют” их сомнения, спонтанность, нерациональность. Однако в монографии бывших сотрудников Сибирского центра Института Макса Планка явно прослеживается дихотомия советского и постсоветского. Как пишут Вахтин и Дудек, «авторы разделов книги (“Lifestyle in Siberia and the Russian North”. – <em>Д.О.</em>) используют это сопоставление (советского и постсоветского. – <em>Д.О.</em>) чуть ли не как основной аналитический прием или как минимум – центральный риторический ход» (<em>Вахтин</em><em>, </em><em>Дудек</em> 2020: 27). Исследователи, участовавшие в коллективной монографии под редакцией Вахтина и Дудека, намеренно уходят от этой пресловутой дихотомии, в первую очередь потому что их информанты практические не застали советского строя – они были рождены на излете СССР или уже после распада. Тогда как информанты книги “Lifestyle in Siberia and the Russian North”, напротив, строят свой нарратив на противопоставлении (полевая работа велась в 2010–2012 гг.). По моим полевым впечатлениям, даже при разговоре с людьми, заставшими СССР, отсылка к советскому опыту редка и чаще всего стимулируется антропологом. Я считаю, что сейчас эта дихотомия неактуальна, за исключением наблюдений в исторически ориентированных исследованиях. К тому же остается непонятным, когда заканчивается постсоветская эпоха и начинается, например, постпостсоветская. Основываясь на полевой работе на Чукотке и в Западной Сибири, я могу утверждать, что для большинства информантов актуальным историческим периодом являются травматичные для многих 1990-е годы – время небывалого экономического кризиса.

Несмотря на разное время полевых исследований и разные, хоть и пересекающиеся, фокусы, две монографии удивительным образом дополняют друг друга. Обе книги лишены “аборигенного крена”, основаны на качественном этнографическом поле, для авторов обоих сборников противоречивость и сомнения информантов являются не препятствиями, а, напротив, фундаментом для описания неоднозначных процессов в Сибири и на Севере в 2010-е годы, а также для создания сложных образов своих информантов. В заключение стоит отметить, что обе монографии особое внимание уделяют описанию методологии и в определенной степени являются для молодых исследователей гидами: в статьях показано, как надо проводить полевую работу, с какой чуткостью нужно относиться к эмоциям и повседневному, абстракциям (см., напр., о понятии <em>счастья</em> в статье Ярославы Панаковой) и рациональным/нерациональным жизненным решениям людей, их динамичным позициям и идентичностям.