Везде
The State and the Use of Resources: Introduction
Table of contents
Annotation Estimate Publication content
References Comments
Share
QR
Metrics
The State and the Use of Resources: Introduction
Annotation
PII
S086954150006188-6-1
DOI
10.31857/S086954150006188-6
Publication type
Article
Status
Published
Authors
Vladimir N. Davydov 
ORCID: 0000-0003-2738-4609
Affiliation: Peter the Great Museum of Anthropology and Ethnography (Kunstkamera), Russian Academy of Sciences
Address: 3 University Emb., St. Petersburg, 199034, Russia
Tatiana N. Zhuravskaia
ORCID: 0000-0003-1147-1169
Affiliation: Economic Research Institute of Far Eastern Branch of the Russian Academy of Sciences
Address: 153 Tikhookeanskaia Str., Khabarovsk, 680042, Russia
Edition
№4
Pages
5-12
Abstract

The article is an introduction to the thematic section of the issue on the “Economy of Informal Use of Natural Resources in the North, Siberia, and Far East”. The guest editors outline the methodological and theoretical foundations of the research project carried out at the intersection of anthropology of the state and study of the informal economy. The terms used in the designation of “shadow” and “hidden” economic practices characterize their particular position in relations with the state, which is the principal focus of the contributors (V.V. Vasilieva, K.A. Gavrilova, V.N. Davydov, T.N. Zhuravskaia and N.P. Ryzhova, L. Ia. Rakhmanova). All cases under consideration are united by a common ethnographic context (remoteness, vanishing infrastructure, closure of the main enterprise, abundance of natural resources, and wide involvement of the population in the informal use of natural resources), yet they illustrate phenomena that are different in their genesis and nature. Due to the complexity and sensitivity of the topic, the authors adhered to the principle of data anonymization both in the collecting of field material and in the final presentation of the project’s outcome.

Keywords
resources, state, informal use of natural resources, North, Siberia, Far East, research ethics
Date of publication
11.09.2019
Number of purchasers
89
Views
739
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite   Download pdf Download JATS
1

О проекте. Настоящий тематический блок представляет собой результат работы научного коллектива1 по двум исследовательским проектам: “На краю государства: экономика частного неформального природопользования на Севере и Дальнем Востоке” (№ 2016–009, 2017–2018; финансирование фонда “Хамовники”) и “Социальные основания неформальной экономики: природопользование на Севере, в Сибири и на Дальнем Востоке” (№ 17-33-01057-ОГН\18; финансирование фонда РФФИ, 2017–2018 гг.)2. Исследования были выполнены в разных частях России — в Баренцрегионе (Ксения Гаврилова), Среднем Приобье (Лидия Рахманова), Красноярском крае (Валерия Васильева), на юге Дальнего Востока (Татьяна Журавская) и в Республике Бурятия (Владимир Давыдов), — но их объединяет общая проблематика. В рамках данного блока авторы рассматривают то, как неформальные стратегии природопользования вплетены в повседневность исследуемых сообществ, какие сети сбыта, обмена и распределения при этом формируются, как обосновывается легитимность права доступа к ресурсам, каким образом природопользование коррелирует с практиками государственного контроля и как взаимодействуют с государством жители удаленных от центров населенных пунктов.

1 Теоретические рамки проекта, а также структура вводной статьи разрабатывались совместно с К.А. Гавриловой, В.В. Васильевой и Л.Я. Рахмановой. 2 Результаты исследований были представлены на семинарах “Mobility and Remoteness: What is the Сonnection?” в Университете Вены (май 2017 г.), “Research Ethics” в Университете Оулу (февраль 2018 г.), на конференции “Development of the UK-Russia Arctic Research and Collaboration Network” в Северном (Арктическом) федеральном университете (САФУ) в Архангельске (март 2018 г.), на методологическом семинаре “Время и место” исследовательской сети “Сибирский контекст” (апрель 2018 г.), на вебинаре на платформе научной сети APECS (май 2018 г.), на VI международной конференции исследователей Сибири “Ритмы, уклады и дороги современной Сибири” (май 2018 г.), на семинаре “Постаграрная деревня: экономики, стили жизни, отношения” в Музее антропологии и этнографии РАН (Кунсткамера) (июнь 2018 г.); в Дальневосточном федеральном университете (ДВФУ) и в Институте истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВО РАН во Владивостоке (октябрь 2018 г.); на международной конференции ВДНХ-12 в Европейском университете в СанктПетербурге (ЕУСПб) (ноябрь 2018 г.).
2

При планировании полевых работ для авторов были важны следующие характеристики населенных пунктов. Во-первых, большое значение имел опыт функционирования в советское время на территории сельских поселений организаций, определявших инфраструктуру, снабжение и обеспечивавших занятость большинства жителей, а в недавнее время прекративших свое существование или заметно снизивших объемы производства и в связи с этим значительно изменивших политику в отношении населения. Во-вторых, относительная географическая удаленность населенных пунктов от региональных административных центров (см.: Хамфри 2014). В-третьих, выбор населенного пункта определялся воспроизводством в масс-медиа его образа как “депрессивного” и “стагнирующего”. И наконец, принципиальным условием было наличие большого количества того или иного ресурса, делающее возможными практики неофициального его освоения, которые с экономической точки зрения являются основой или важной статьей дохода местных жителей3.

3 Идея исследовательского проекта появилась у авторов данной подборки в ходе летней школы “На краю государства: полевая антропологическая школа на о. Русский”, проведенной совместно ДВФУ и ЕУСПб (руководитель — Н.П. Рыжова) в мае 2016 г.
3 Неформальное природопользование и государство. Важной задачей, стоящей перед участниками проекта, был поиск сбалансированной рамки исследования, основанной, с одной стороны, на традиции изучения неформальной экономики (Hart 1985; Шанин 1999; Портес 2003; Барсукова 2004) и неформального природопользования как ее части, а с другой — на дискуссиях, характерных для антропологии государства (Gupta 1995; Фуко 2003; Скотт 2010, 2017; Ssorin-Chaikov 2003; Ссорин-Чайков 2012). Авторы рассматривают, каким образом функционирует государство в тех сферах, где действие официальных законов ограничено, где они сосуществуют наряду с местными неформальными правилами (Wilson 2002).
4 Несмотря на разнообразие подходов к определению сущности “неформальной экономики”, большинство из них имеют общие основания: ее могут рассматривать как хозяйственную деятельность, осуществляемую вне (или вопреки) закона и государственного контроля (напр.: де Сото 1995; Портес 2003), как практики вне системы статистического учета или любого официального наблюдения (напр.: Feige 1990; Эверс 2001; Барсукова, Радаев 2012) либо, что более свойственно антропологам, как особую логику действий хозяйственных агентов (напр.: Скотт 1999; Виноградский 1999). Все эти подходы объединяют особые отношения с государством: это то, что ускользает (целенаправленно или просто потому, что не представляет интереса для государственных агентов, как, напр., экономика домохозяйства) от его “всевидящего ока” и контроля. Выбор категорий для обозначения неформальных практик часто выдает принадлежность исследователей не только к разным дисциплинам, но и к разным странам: “нелегальная”, “теневая”, “скрытая”, “эксполярная”, “моральная” и мн. др. (см. обзор: Исправников 1998).
5 Скрытые практики в местах, где фактически отсутствует государственный контроль, рассматривались Дж. Скоттом в монографии, посвященной исследованию высокогорных территорий Юго-Восточной Азии, население которых различными способами сопротивляется попыткам подчинения (Скотт 2017). Несколько иначе видит проблему “отсутствия” государственного контроля Дж. Урри, изучая ее в рамках концепции офшоризации (Урри 2018). Согласно ему, большая часть трансакций капитала в мире совершается в особых зонах неподчинения, находящихся за пределами влияния законов большинства государств, а сама офшоризация — явление, пронизывающее практически все современные общества. Невыполнение законов в данном случае осуществляется за пределами территорий их действия (Там же). Уменьшение степени влияния государства на процесс добычи ресурсов показывает, что реализация практик государственного контроля, рассматриваемая некоторыми авторами в контексте “внутренней колонизации” (Эткинд 2012, 2016), всегда имеет обратный эффект, который не обязательно связан с проявлением интенционального и целенаправленного “скрытого сопротивления” (Scott 1990), но является результатом ослабления влияния государственных институтов — влияния, связанного со структурными изменениями в самом аппарате и отсутствием возможности организации постоянно действующих проверок в отношении следования официальным правилам (Strathern 2000). Такие подходы тем не менее проводят границу между государством и населением и связывают действие первого с его физическим присутствием. Но являются ли границы очевидными, а присутствие государственных агентов обязательным? Нет ли здесь логической ловушки — ведь если государство “ушло”, то тогда почему практики остаются “неформальными”?
6 Именно особые отношения неформальных практик и государства оказались в фокусе исследования участников данного проекта, поскольку, с одной стороны, присутствие сильного государства в прошлом часто сопряжено с чувством оставленности и ностальгией, с другой — слабый контроль и изобилие природных ресурсов формируют особые стратегии легитимизации прав доступа. Авторы статей задались вопросом: как в исследуемых локальностях выстраиваются отношения людей с государством? Действительно ли оно “ушло” из их жизни или продолжает структурировать повседневность?
7 Несмотря на целенаправленный выбор схожих по ключевым параметрам населенных пунктов, участниками проекта были выявлены феномены, различные по своему генезису и природе. Так, статья Ксении Гавриловой посвящена изучению ощущения жителями северного поселка одновременно неприсутствия государства и гиперуправления в сфере ресурсов, вследствие чего актуальность приобретают ностальгические нарративы, идеализирующие советскую модель управления. Несмотря на то что подобные рассказы мы ожидали услышать практически повсеместно, они оказались характерны для Баренц-региона и реже фиксировались авторами данного блока в других административных единицах. Татьяна Журавская и Наталья Рыжова пишут о населенном пункте, в котором происходит утверждение “нормального” порядка частной золотодобычи и контроля за ней через апелляцию к государству. Опираясь на концепцию А. Гупты (Gupta 1995), авторы анализируют неоднозначность дискурсивного положения “нелегальной” золотодобычи: между воображаемым государством, практиками сообщества и угрозой “захвата” со стороны китайских компаний. Лидия Рахманова рассматривает взаимоотношения локального сообщества и представителей контролирующих органов, показывая, что стороны связаны взаимными обязательствами и находятся в ситуации постоянного переопределения ролей и стратегий самопрезентации. В статье Валерии Васильевой акцент сделан на маршрутах и способах вывоза неформально добытой промысловой продукции, которые возникают благодаря включенности представителей государства на местах в социальные сети, создающиеся вокруг инфраструктуры, обеспечивающей сбыт этого ресурса, а также благодаря ненаблюдаемости этой инфраструктуры с позиции более высоких уровней власти. Владимир Давыдов рассматривает неравное темпоральное и территориальное распределение практик контроля за природопользованием, приводящее к появлению “свободных пространств”, делающих возможным освоение местных ресурсов. Материалы автора показывают, что малодоступные для государственного контроля сферы изменчивы и подвижны.
8 Сензитивность, связанная с темой исследования. Практики неформального природопользования довольно часто предполагают нарушение официального законодательства, в связи с чем их изучение характеризуется особой сензитивностью и требует от исследователя использования “мягких” качественных методов, таких как включенное наблюдение, ведение полевого дневника, полуструктурированное и неструктурированное интервью, запись случайных диалогов и разговоров. Нередко ведение формализованной беседы, сопровождающейся записью на диктофон или в дневник, было невозможно. Часть информации участники проекта фиксировали по памяти, поскольку они сами могли восприниматься информантами как часть системы государственного контроля.
9 До начала исследования мы предполагали, казалось, вполне логично, что степень сложности получения информации должна коррелировать с “опасностью” практик получения ресурса (т.е., напр., о неформальной золотодобыче вовлеченные в нее жители должны говорить менее охотно, чем о вылове рыбы). Однако полученные участниками проекта данные показали, что в значительно большей мере на сложность доступа к информации влияет не столько тип ресурса, сколько качественные характеристики сообщества. Так, жители Таймыра, охотящиеся на дикого северного оленя с нарушениями сроков отстрела и добывающие рыбу с превышением квот (Васильева наст. выпуск), как и нарушающие квоты и сроки рыбалки жители Бурятии (Давыдов наст. выпуск), более открыто говорили о своих неформальных практиках, чем промысловики, добывающие в меньших объемах рыбу и крабов в Баренц-регионе (Гаврилова, наст. выпуск). Чем выше оказывалась степень контроля и чем значительнее жители ощущали невозможность реализовать свои права на ресурсы, тем больше критики высказывалось в адрес государственных структур и тем эмоциональнее воспринимались обсуждаемые с исследователями социально-экономические проблемы.
10 Сензитивность темы обусловила необходимость анонимизации полевых данных. Зарубежные школы антропологии — в особенности американская — рассматривают принцип анонимности как одно из этических обязательств ученого перед изучаемым сообществом и отдельными его представителями. Широко известное правило “не навреди” (Principles… 2012) призывает антропологов принимать взвешенные решения, оценивая последствия публикации и распространения информации о результатах исследований. Следуя данному правилу, авторы статей блока попытались найти баланс между представлением социально-экономического контекста (подробной характеристики каждого изучаемого населенного пункта) и анонимизацией. Поскольку в российской этнографической традиции практика анонимизации в представлении результатов исследования не является общепринятой, одной из задач данного выпуска мы видели описание методологии нашей полевой работы: фокусирование на том, какое влияние оказывает исследователь на характер получаемых данных (т.к. этнограф может рассматриваться местным населением как посредник в отношениях с государством) (Рахманова наст. выпуск), а также на закрытости сообщества в связи с криминализацией промысла (Гаврилова наст. выпуск) или в связи с историей его регуляции в прошлом (Журавская, Рыжова наст. выпуск).
11 Стратегия сохранения анонимности информантов и географических объектов, широко распространенная в зарубежных социально-антропологических работах, была применена рядом авторов при описании российского материала (Paxson 2005; Ссорин-Чайков 2012; Nakhshina 2012). Участники проекта придерживались этой линии в процессе сбора данных, во время представления результатов и при подготовке текстов к публикации: помимо изменения имен информантов (или использования псевдонимов) были изменены названия исследуемых населенных пунктов, а иногда и административно-территориальных единиц, к которым они относятся.
12

* * *

Итак, предлагаемые в рамках специальной темы номера статьи демонстрируют неравномерное распределение присутствия государства (как во времени, так и в реальном и воображаемом пространствах), позволяющее местному населению выработать собственные стратегии неформального природопользования. Авторы статей попытались понять, как формируется повседневность в исследуемых локальностях. Осмыслить и структурировать собранный полевой материал помогли дискуссии участников проекта, а также комментарии коллег — Н.Б. Вахтина, М.Я. Рожанского и, в особенности, Н.В. Ссорина-Чайкова, — которым авторы настоящего блока искренне благодарны.

References

1. Barsukova, S.Yu. 2004. Neformal’naia ekonomika. Ekonomiko-sotsiologicheskii analiz [Informal Economy: Economical and Sociological Analysis]. Moscow: Izdatel’skii dom GU VShE.

2. Barsukova, S.Yu., and V.V. Radaev. 2012. Neformal’naia ekonomika v Rossii: kratkii obzor [Informal Economy in Russia: Short Review]. Ekonomicheskaia sotsiologiia 13 (2): 99–111.

3. de Soto, E. 1995. Inoi put’. Nevidimaia revoliutsiia v tret’em mire [The Other Path: The Invisible Revolution in the Third World], translated by B. Pinsker. Moscow: Catallaxy.

4. Etkind, A., ed. 2012. Tam, vnutri. Praktiki vnutrennei kolonizatsii v kul’turnoi istorii Rossii [There, Inside: The Practices of Internal Colonization in Russian Cultural History]. Moscow: NLO.

5. Etkind, A. 2016. Vnutrenniaia kolonizatsiia. Imperskii opyt Rossii [Internal Colonization: The Imperial Experience of Russia]. Moscow: NLO.

6. Evers, H.-D. 1999. Tenevaia ekonomika, netovarnoe proizvodstvo i neformal’nyi sector: ekonomicheskoe deistvie po tu storonu rynka i gosudarstva [The Shadow Economy, Non-Commodity Production and the Informal Sector: Economic Action on the Other Side of the Market and the State]. Zhurnal sotsiologii i sotsial’noi antropologii 4 (4): 135–149.

7. Feige, E. 1990. Defining and Estimating Underground and Informal Economies: The New Institutional Economics Approach. World Development 18 (7): 989–1002.

8. Foucault, M. 2003. Pravitel’stvennost’ (ideia gosudarstvennogo interesa i ee genezis) [Governmentality (The Idea of State Interest and Its Genesis)]. Filosofsko-literaturnyi zhurnal “Logos” 4–5: 4–22.

9. Gupta, A. 1995. Blurred Boundaries: The Discourse of Corruption, the Culture of Politics, and the Imagined State. American Ethnologist 22 (2): 375–402.

10. Hart, K. 1985. The Informal Economy. Cambridge Journal of Anthropology 10 (2): 54–58.

11. Humphrey, C. 2014. Izmeneniia znachimosti udalennosti v sovremennoi Rossii [Transformations of the Significance of Remoteness in Contemporary Russia]. Etnograficheskoe obozrenie 3: 8–24.

12. Ispravnikov, V.O. 1998. “Tenevaia ekonomika” i perspektivy obrazovaniia srednego klassa [“Shadow Economy” and the Perspectives of Middle-Class Education]. Obshchestvennye nauki i sovremennost’ 6: 42–45.

13. Nakhshina, M. 2012. “Without Fish, There Would Be Nothing Here”: Attitudes to Salmon and Identification with Place in a Russian Coastal Village. Journal of Rural Studies 28 (2): 130–138.

14. Paxson, M. 2005. Solovyovo: The Story of Memory in a Russian Village. Bloomington: Indiana University Press.

15. Portes, A. 2003. Neformal’naia ekonomika i ee paradoksy [The Informal Economy and Its Paradoxes]. Ekonomicheskaia sotsiologiia 4 (5): 34–53.

16. Scott, J.С. 1990. Domination and the Arts of Resistance: Hidden Transcripts. New Haven: Yale University Press.

17. Scott, J. 1999. Moral’naia ekonomica derevni [Moral Economy of the Village]. In Neformal’naia ekonomika. Rossiia i mir [Informal economy: Russia and the World], edited by T. Shanin, 541–544. Moscow: Logos.

18. Scott, J. 2010. Blagimi namereniiami gosudarstva. Pochemu i kak provalilis’ proekty uluchsheniia uslovii chelovecheskoi zhizni [Seeing Like a State: How Certain Schemes to Improve the Human Condition Have Failed]. Moscow: Universitetskaia kniga.

19. Scott, J. 2017. Iskusstvo byt’ nepodvlastnym. Anarkhicheskaia istoriia vysokogorii Yugo-Vostochnoi Azii [The Art of Not Being Governed: An Anarchist History of Upland Southeast Asia]. Moscow: Novoe izdatel’stvo.

20. Shanin, T., ed. 1999. Neformal’naia ekonomika. Rossiia i mir [Informal Economy: Russia and the World]. Moscow: Logos.

21. Ssorin-Chaikov, N. 2012. Gobbs v Sibiri: sotsial’naia zhizn’ gosudarstva (iz knigi “Sotsial’naia zhizn’ gosudarstva v severnoi Sibiri”) [Hobbs in Siberia: The Social Life of the State (In Volume “The Social Life of the State in Subarctic Siberia”)]. Sotsiologiia vlasti 4–5 (1): 155–187.

22. Ssorin-Chaikov, N.V. 2003. The Social Life of the State in Subarctic Siberia. Stanford: Stanford University Press.

23. Strathern, M., еd. 2000. Audit Cultures: Anthropological Studies in Accountability, Ethics and the Academy. London: Routledge.

24. Urry, J. 2018. Ofshory [Offshores]. Moscow: Litres.

25. Vinogradskii, V. 1999. Prirodnye i sotsial’nye konteksty neformal’nоi ekonomiki krest’ianskoi Rossii [Natural and Social Contexts of the Informal Economy of Peasant Russia]. In Neformal’naia ekonomika. Rossiia i mir [Informal Economy: Russia and the World], edited by T. Shanin, 173–175. Moscow: Logos.

26. Wilson, E. 2002. Est’ zakon, est’ i svoi zakony: Legal and Moral Entitlements to the Fish Resources of Nyski Bay, North-Eastern Sakhalin. In People and the Land: Pathways to Reform in Post-Soviet Siberia, edited by E. Kasten, 149–168. Berlin: Dietrich Reimer Verlag.

Comments

No posts found

Write a review
Translate