То, что кажется стороннему наблюдателю отлаженным механизмом по претворению в жизнь политики государства, на деле оказывается трудным, мучительным процессом выработки политического решения. Финансовоэкономический кризис 2008–2011 гг. оказал влияние на глобальное регулирование финансовых систем и даже затронул философские вопросы о понятии "капитализм". Политико-психологические факторы стали одной из основных причин кризиса, с одной стороны, из-за реакции рынков на негативные изменения в экономике, с другой – из-за слишком долгого нежелания правительства вмешиваться.

Результатом быстрого роста американской экономики с 1991 по 2005 гг. стало появление "дешёвых денег" и как, следствие, нормы жизни в кредит. Сложные финансовые инструменты внесли в кризис фактор неопределённости, а также обеспечили всеобъемлющий характер его распространения и в результате – нарастающую панику в разных экономических секторах. Благодаря этой длительной тенденции, под угрозой оказались финансовые гиганты – компании, банкротство которых могло парализовать и обрушить не только экономику США, но и всех связанных с ними государств. 

Основная задача правительства заключалась в том, чтобы не допустить падения этих компаний, однако понимание необходимости такого шага пришло не сразу. Даже после банкротства ряда финансовых гигантов и нарастающей паники на рынках США, и за рубежом, внутриполитические фракции с трудом пришли к консенсусу. Конгресс отказывался принять идею о выкупе, ведь это не просто подрывало его авторитет в глазах электората и вызывало недовольство американских граждан, но ещё и не было до конца осознано всеми группами влияния, которые больше опасались за свой имидж в период предвыборной президентской гонки, которая как раз пришлась на пик рецессии. Дополнительную сложность ситуации придавал фактор неизвестности. Никто, включая высшее финансовое управление США, до конца не мог подсчитать, а значит, и объяснить представителям законодательной и исполнительной власти последствия бездействия. 

Кризис захватил две администрации: уходящую республиканскую – Дж. У. Буша, и пришедшую ей на смену демократическую – Б. Обамы. Каждая из них, несмотря на традиционную для американской политической системы преемственность, придерживалась своей тактики. Первая старалась стимулировать рост экономики. Центральной осью этой политики оставалось снижение налогового бремени. Однако такие меры носили пожарный характер – они не предугадывали, а лишь едва поспевали за кризисом. При этом каждое решение, будь то вливание государственных денег в банки, или амбициозный социальноэкономический проект, вызывали в правительстве нешуточные диспуты. Администрация Б. Обамы, пришедшая на смену республиканцам в самый разгар финансовой нестабильности, столкнулась с внутренним системным кризисом, когда решение становилось результатом двухпартийного консенсуса либо объектом борьбы на уровне партий, групп влияния, и отдельных личностей за передел полномочий.

Генри Полсон и меры по "спасению" финансовой системы

Генри Меритт Полсон-младший – министр финансов США (2006–2009 гг.), вместе со своей командой, разработал план спасения американской экономики, который был передан его преемнику на посту секретаря Казначейства в администрации Б. Обамы Тимоти Гайтнеру. 

Полсон работал генеральным директором компании "Голдмен Сакс". После 32 лет службы, он был весьма доволен своей карьерой, и дважды отклонял предложение стать министром финансов. Он специализировался на Китае, где добился впечатляющих успехов в отношениях с лидерами страны. Личность его ценилась в Пекине выше, чем Госсекретаря К. Райс. Приняв приглашение вступить в должность, Г. Полсон сразу же добился для своего министерства расширения полномочий. Отныне Казначейство имело в кабинете министров равный статус с Министерством обороны и Госдепартаментом¹. Впоследствии Полсона часто обвиняли в стремлении к власти, но, вероятнее всего, при особенностях характера правящего Президента Дж.У. Буша, было совершенно необходимо иметь непосредственный личный контакт, для продвижения своей политики. 

Характер самого Полсона современники часто описывают как "отшельнический" [Sorkin A.R. 2009]. Его называли скромным человеком с бульдожьей хваткой, умным трудоголиком, с нулевым эмоциональным коэффициентом (EQ). Со своей женой Венди учившейся в школе вместе с Х. Родэм, будущей Клинтон, они жили скромно, в небольшой квартире, по-возможности избегая манхэттенского общества. В "Голдмен" Полсон занимал высокий пост, и считался одним из самых высокооплачиваемых руководителей на Уолл-стрит. Поэтому решение принять пост министра финансов за два с небольшим года до ухода администрации, было трудным и нежелательным² . Полсону пришлось поступиться многим, например, продать внушительную долю "Голдмен", акции которой на тот момент ещё стремительно росли, прервать все возможные связи с компанией, которой он отдал почти всю жизнь³. Ему пришлось изменить укоренившиеся привычки, принять специфику телефонного сообщения в Казначействе, примириться с сопровождающими его сотрудниками спецслужб и т.д. 

Придя в министерство, Полсон столкнулся с проблемами внутреннего характера. Его предшественнику так и не удалось наладить отношения со своими сотрудниками, поэтому и без того немногочисленный штат был полностью деморализован, и фактически отказывался идти на контакт с новым руководителем. Кроме того, финансирование не было соразмерно нагрузке, и Г. Полсон принял решение привлекать дополнительных сотрудников с Уолл-стрит. В связи с этим ему особенно сложно было соблюсти баланс между конспиративными теориями о захвате власти банкирами и желанием привлечь максимально компетентных людей из этой сферы. 

В самом начале карьеры Министра финансов, Полсон предупреждал Президента Буша о нездоровом состоянии рынка, о том, что именно администрации придётся решать проблему с субстандартными кредитами. Инвестиционные банки, в отличие от традиционных, не подчинялись ни Федрезерву, ни Казначейству, они не имели механизма защиты от банкротства на государственном уровне. 

Именно с обвала субстандартных кредитов, на сумму 2 трлн долл.в августе 2007 г. началось широкое распространение кризиса. Два крупных хедж-фонда под управлением компании "Беар Стернс" разорились. Сама компания стала первой, кто пошёл ко дну. Вокруг помощи фирме разгорелся настоящий скандал. Во-первых, сама идея была крайне непопулярна. Во-вторых, Г. Полсон опасался показаться заинтересованным в деле выкупа "друзей" с Уолл-стрит. Втретьих, наступал год президентских выборов, вовсю шла гонка кандидатов, которая, как правило, и без того политизирует любой национальный вопрос. 

Так, после объявления сделки по "Беар Стернс", Х. Клинтон, лидировавшая на тот момент, связала её с проблемами Президента Дж.У. Буша в Ираке [Sorkin A.R. 2009: p. 80.]. А председатель Комитета по финансовым услугам (2007-2011) Палаты представителей, Б. Франк обвинял Республиканскую партию в отсутствии контроля над распространением новых финансовых инструментов, которые опутали значительную часть экономики страны [Gunther M. 2008].

Разделённое правительство не могло достичь консенсуса относительно плана спасения. Консервативное крыло было возмущено самим фактом вмешательства, тогда как их умеренные коллеги сообщали о недовольстве миллионов налогоплательщиков. Федеральное правительство было фактически расколото, спасение "Беар Стернс" вызвало серьёзную обеспокоенность сенаторов. Финансовая ситуация в стране приобретала окрас идеологической борьбы, где одним предстояло доказать, что они собираются спасти экономику, а другим не допустить траты денег налогоплательщиков и падения популярности правительства.

Реакция администрации также была неожиданно негативной. Буш, который прилюдно одобрил сделку по спасению, был в гневе. Политизация выкупа "Беар Стернс" наносила непоправимый ущерб ему, как президенту, его администрации, а заодно и репутации будущего кандидата от Республиканской партии. 

Однако все эти институциональные и групповые столкновения были возможны лишь в начале кризиса. Когда ситуация вышла из-под контроля, и стало очевидно, что "Беар Стернс" не единичная проблема, Конгресс и администрация стали задавать другие вопросы: как можно спасти рушащуюся систему, и сколько на это нужно средств? 

Решения по "Леман бразерс"

Хотя ущерб, нанесённый рынку, не зависел от решения финансовых руководителей – экономика бы в любом случае вошла в кризис, на том этапе, он, безусловно, был ускорен из-за внутриполитических противоречий. 

С "Леман бразерс" федеральное правительство невольно провело социальный эксперимент: позволило рухнуть, чтобы посмотреть, что будет дальше. Банкротство банка, а точнее его брокерско-диллерских подразделений вызвало панику за пределами США. Законодательство ряда зарубежных партнёров, обязало их закрыть подразделения, что привело к замораживанию большой массы активов в этих странах и в самих США. Оказавшись без денег, хедж-фонды стали продавать свои активы, что вызвало падение цен и, как результат, ещё большую волну продаж. Отсутствие координации в международном масштабе, вопрос об этичности и правомочности подобных мер был остро поднят именно вследствие этой ситуации. Г. Полсон называл этот период "11 сентября экономики". 

Падение "Леман" стало отправной точкой для всеобщего признания экономического коллапса. Временные интервалы между банкротствами фирм сокращались, не давая руководителям времени принять надлежащие меры по спасению. Как только самое слабое звено исчезало, "болезнь" моментально перекидывалась на следующего в цепочке. Поскольку спасение каждой компании по отдельности очевидно не работало, необходим был бюджетный институциональный ответ. Полсон знал, что неминуемы политические нападки, которым и без того регулярно подвергался, но выбора у министра финансов не было. 

Выходом стал принятый План Швагеля–Кашкари "При необходимости разбить стекло". Он был прообразом знаменитого Плана Полсона, положенного в основу мер по выходу из экономического кризиса администрации Б. Обамы. План предусматривал покупку государством проблемных активов кредиторов, в случае, если возникала проблема с ликвидностью. 

Перед встречей с конгрессменами, Полсон отправился в Овальный кабинет. Несмотря на низкие рейтинги Дж. У. Буша и последние месяцы пребывания у власти, его поддержка имела для министра важное значение в условиях оппозиционно настроенного Конгресса. Основную ставку на Капитолийском холме Полсон сделал на страх и неуверенность конгрессменов, их неосведомлённость о состоянии экономики, а также на размытые формулировки в подготовленном его командой документе. 

У программы выкупа проблемных активов появилось название – TARP – список гарантий и прямых покупок проблемных активов, которые отягощают финансовую систему и угрожают экономике [Paulson H. 2008]. Согласно тексту, секретарю Министерства финансов предоставлялись неотчуждаемые во время решения кризиса полномочия, в том числе и на использование средств, выделенных законом, а также административных издержек, считавшихся принятыми во время таких расходов⁴. Беспокойство вызывало фактическое отсутствие в документе плана надзора, и квалификационных критериев. Реакция в прессе, и особенно среди недоброжелателей Г. Полсона не заставила себя ждать. Появилось большое количество публикаций и выступлений, лейтмотивом которых был важный внутриполитический аспект: фактически лидером страны в этот кризисный период стал министр финансов, тогда как действующий Президент США, отошёл на второй план. 

Параллельно Г. Полсон, Т. Гайтнер, Б. Бернанке и их аппараты активно работали над спасением оставшихся на плаву банков. В частности, это касалось "Голдмен Сакс" и "Морган Стенли". Основная идея была в слиянии их с более сильными партнёрами, по примеру "здоровой" части "Леман бразерс", проданной "Барклайс". Финансовые регуляторы США задействовали все ресурсы, включая личные, для переговоров о слияниях, внутри страны и за её пределами. Такая политика была очень непопулярна, поскольку де-факто это было заявление о крахе бизнес-модели крупнейших инвестиционных банков страны – то есть перестройки системы больших финансов на менее рискованную модель⁵. 

Работе по преодолению кризиса по-прежнему мешала политизация – в самом разгаре была гонка между Дж. Маккейном и Б. Обамой. В то время как республиканцы трактовали план, как непозволительное вмешательство государства в экономику, демократы обвиняли секретаря Казначейства в пособничестве своим старым знакомым с Уолл-стрит. Команда Полсона попала в собственную ловушку: стараясь сделать план максимально коротким, они получили обратный эффект, ввиду недостаточности информации⁶. Кроме того, существовал ряд практических вопросов: как будет работать непосредственно процесс выкупа проблемных активов, как именно правительство будет покрывать эти расходы и как при этом высчитать цену, как оградить налогоплательщиков от махинаций со стороны недобросовестных участников плана спасения и т.д.? Наконец, эксперты выражали опасения, что выкуп проблемных активов займёт больше времени, чем есть у государства для обеспечения ликвидности в системе. При этом, большинство банков могли отказаться продавать их. Во-первых, потому, что выгоднее будет оставить активы на балансе, а во-вторых, потому что каждый из них имеет очень сложное строение. 

Все попытки прийти к консенсусу оборачивались жёсткими межпартийными конфликтами. В одной из таких встреч, помимо Г. Полсона, участвовали вице-президент Р. Чейни, кандидаты Дж. Маккейн и Б. Обама, лидеры обеих партий, Н. Пелоси и Дж. Боенер, члены комитетов Конгресса. В результате обсуждений стороны не только не пришли к консенсусу, но просто перестали друг с другом разговаривать, и Г. Полсону пришлось прикладывать в два раза больше усилий, чтобы план по спасению экономики США был одобрен членами Конгресса. 

Когда приемлемый для всех документ был выработан и поставлен на голосование, демократы использовали момент для критики администрации Дж. Бушмл. Примешанное к голосованию давление электорального цикла привело к отклонению проекта 228 голосами против 205. В этот день наблюдалось самое сильное однодневное падение индекса "Доу Джонс" за всю историю [Dow J., 2015]. 

В американской практике распространена схема "увязывания" непопулярной меры с каким-нибудь другим законопроектом, чтобы провести оба билля через голосование в Конгрессе. Благодаря работе команды Полсона, TARP был значительно изменён и превратился из трёх страниц тезисного характера в 450 страниц полноценного законопроекта. Он был "увязан" с налоговыми льготами, которые прекращали своё действие, в случае провала TARP на голосовании, и был одобрен Палатой представителей. Процессу принятия решения предшествовала серьёзная работа с каждым сомневающимся сенатором в отдельности. Некоторых удалось "напугать" близящейся экономической катастрофой, другие просили добавить в законопроект новые положения, для убеждения третьих привлекли кандидатов в президенты и самого Дж. У. Буша. 33 демократа и 24 республиканца, ранее голосовавших против TARP, одобрили его. Президент подписал чрезвычайный закон "Об экономической стабилизации" 2008 г.⁷, по которому на программу TARP выделялось 700 млрд долларов.  

И хотя План Полсона был одобрен Конгрессом, вопрос примут ли его на Уолл-стрит, оставался открытым. Полсону предстояло пригласить представителей крупнейших банков в Вашингтон, чтобы убедить их принять правительственную помощь. Руководители компаний реагировали по-разному: кто-то подписал бумаги сразу, не консультируясь со своим советом директоров, кто-то, наоборот, затягивал процесс принятия решения. Главным возражением было нежелание "здоровых" банков брать у государства деньги, чтобы спасти более слабых конкурентов, но в конце концов мысль об общем благе финансовой системы перед лицом величайшего со времен 30-х годов ХХ века кризиса, взяла верх. Все девять руководителей фактически согласились на национализацию правительством США финансовой отрасли. 

За какие-то несколько месяцев мировая финансовая система претерпела значительные изменения. Каждый инвестиционный банк "большой пятёрки" обвалился, был продан, или преобразован в холдинговую банковскую компанию. Крупнейшие компании по ипотечному кредитованию и самый большой страховой гигант в мире были поставлены под государственный контроль. А Министерство финансов США, и американские налогоплательщики, стали совладельцами крупнейших финансовых учреждений, о спасении которых никто не мог и подумать изначально [Sorkin A.R. 2009: 504]. 

Тимоти Гайтнер и преемственность политики "спасения" американской экономики

Тимоти Ф. Гайтнер, ставший новым министром финансов США, был идеальной кандидатурой, не только потому что работал в тесной связке с Б. Бернанке и Г. Полсоном в разгар кризиса и принимал непосредственное участие в решении проблемы, но и потому что, с политической точки зрения, Обама делал ставку на объединение республиканцев и демократов. Никто лучше Гайтнера не подходил на эту роль.

Сын кадрового офицера, Т. Гайтнер впитал служение государству с детства: его дед был спичрайтером Президента Эйзенхауэра, а дядя работал в Госдепартаменте США. В детстве Тим успел пожить в Зимбабве, Индии, Таиланде, что во многом объясняет его выбор в Дартмуте – изучение Азии. 

У современников Т. Гайтнер вызывал противоречивые чувства – от раздражения, до очарования, но мало кого оставлял равнодушным. На вид моложе своих лет, он обладал мягкой тихой речью, при этом не стеснялся в выражениях, увлекался экстремальными видами спорта, был не лишен позёрства, в то же время, был сух, умён, имел репутацию серьёзного специалиста высочайшего уровня.

До кризиса Гайтнер несколько лет подряд занимался исследованием проблемы тесно сплетённых между собой финансовых институтов, справедливо полагая, что экономический бум не может продолжаться вечно. Гайтнер один из первых своих коллег, старших и более опытных, предположил, что "Беар Стернс"^* – не изолированная проблема, кризис мог распространиться веерно, приводя к массовым банкротствам. Именно благодаря Гайтнеру, а не его начальнику, банк удерживали от падения несколько дней, пока "Джи-Пи Морган" не принял решение о его выкупе. Практически, он стал человеком, смягчившим первую волну кризиса благодаря очень крупной госгарантии на сумму 29 млрд долларов.

Однако на слушаниях в Конгрессе по делу о спасении "Беар Стернс", аудитория была настроена враждебно. Среди конгрессменов не было понимания, что речь идёт о спасении экономики, скорее витало ощущение, будто это новый и крайне непопулярный политический курс, дающий ещё больше привилегий Уолл-стрит. 

Парадоксальным образом, Уолл-стрит также отказывалась считать молодого президента Федерального резервного банка Нью-Йорка "своим". Восемь его предшественников на этой должности были либо банкирами, либо юристами, либо экономистами, делавшими карьеру внутри этой элитной системы. Гайтнер же был тесно связанным с Уолл-стрит, но с самого начала отличался от них. Протеже Г. Киссинджера, Л. Саммерса, Р. Рубина, когда перед ним встала возможность стать генеральным директором "Ситигруп", он категорически заявил, что не подходит на эту должность. 

Федеральный резервный банк Нью-Йорка – второй по влиятельности структурный элемент в системе Центробанка США после Совета управляющих ФРС. Это главный ретранслятор информации из финансовой столицы в политическую, помимо этого, он управляет большей частью долга Министерства финансов. Заступив на свой пост, Гайтнер стал активно изучать процесс секьюритизации активов и вскоре пришёл к непопулярному выводу: в случае паники, рынок не в состоянии будет справиться с проблемой самостоятельно. Гайтнеру всегда приходилось служить политическим буфером. Например, в команде Б. Обамы в его задачи входило примирять точки зрения таких советников, как глава Национального экономического совета Ларри Саммерс, к мнению которого он очень прислушивался, и председателя Консультативного совета по восстановлению экономики Пола Уокера. 

Пожалуй, главное его отличие от Г. Полсона заключалось в том, что Полсон стал в какой-то момент ключевой политической фигурой, в результате безынициативности Президента Дж. Буша-младшего, на фоне общей растерянности администрации. Гайтнер же был превращён в популярную медийную политическую фигуру Президентом Б. Обамой, которому необходимо было не только мягко осуществить преемственность политики Полсона, но и отвести от себя удар, в случае если план по спасению будет провален.

Вместе с Б. Бернанке и Г. Полсоном, Гайтнер стал автором ряда экстренных программ помощи финансовым гигантам, которые вылились в TARP – 700- миллиардное вливание во всю финансовую систему США. Однако на этом кризис не закончился. Напротив, психологическая неуверенность людей усиливала его, макроэкономические показатели выглядели даже хуже, чем непосредственно после падения "Леман бразерс". 

По оценкам команды Т. Гайтнера, существовало пять финансовых "бомб": "Фэнни Мей", "Фреди Мак", "Эй-Ай-Джи", "Ситигруп", "Бэнк оф Америка", которые в любую минуту могли обрушить финансовую систему США. Все пять были намного крупнее, чем "Леман", и уже успели получить массовую государственную помощь. Но Т. Гайтнер полагал, что позволить этим "бомбам" рухнуть, наказав их за риски, будет губительно для всей экономики.

Связанная с этим стадия плана, которую собирался объявить Гайтнер, не была до конца проработана и понята даже его ближайшим окружением. Необходимо было провести своего рода стресс-тестирование – компаниям предстояло самим оценить, сколько капитала им необходимо, чтобы пережить катастрофу. После этого им предписывалось нарастить эти суммы, а в случае невозможности это сделать, правительству предстояло влить недостающий капитал. В первую очередь мера позволяла отделить "здоровых" от "больных". 

Второй пункт плана был целиком наследием команды Полсона, а также напоминал план по спасению Японии от кризиса, в котором Т. Гайтнер принимал непосредственное участие. Он предполагал создание "плохого" банка (либо нескольких), который бы скупал проблемные активы, используя деньги федерального правительства, включая ФРС, а также деньги частных финансовых корпораций. 

Третьим пунктом Гайтнер предлагал расширить государственное кредитование банков (до 1 трлн долл.) в счёт получения государством части акций, для компенсации потребительских кредитов, имеющихся в залоге у банков. Банки же должны были уменьшить размеры окладов, бонусов, дивидендов, и активов, выплачиваемых руководству. 

Представление плана Гайтнера было воспринято публикой крайне отрицательно. Буквально все – от коллег до телеведущих в один голос называли выступление провалом. Президент Обама, публично возлагавший большие надежды прежде всего на психологическую реакцию рынков на выступление Гайтнера, был крайне недоволен. Неуверенность, с которой они боролись, усилилась, внеся еще большую нестабильность в финансово-экономическую сферу. Т. Гайтнер стал жертвой той задачи, из-за которой был поставлен на пост министра финансов – совместить несовместимое, угодить сразу всем.  

План Обамы и личность Бена Бернанке

Закон "О восстановлении экономики и реинвестировании" стал основой Плана Обамы⁸ – самого дорогого закона в истории США. Подписанный Президентом после одобрения Конгрессом, он был продолжением Плана Полсона, и одновременно дополнением Плана Гайтнера. В то время как последний ставил во главу угла спасение банков, как первопричину начала кризиса, План стимулирования экономики США, подписанный 17 февраля 2009 г., направил 787 млрд долл. на инвестиции в сферу науки, возобновляемых источников энергии и человеческого капитала. Отдельно Обама выделил образование, транспортную инфраструктуру, экологию, кроме того, безработным должны были предоставляться налоговые вычеты, послабления. Реструктуризация долга также коснулась тех американцев, которые не могли выплачивать ипотечный кредит. 

Столь активное вмешательство государства в экономику не наблюдалось со времен "Великой депрессии" и вызвало сильнейшую психологическую реакцию в обществе. Кроме того, закон был составлен таким образом, что при видимости транспарентности, финансирование между сферами было очень трудно проследить, а также подсчитать итоговые суммы. Это вызывало дополнительное неприятие. Программа должна была скомпенсировать снижение ВВП, привлечь инвестиции, малый бизнес, создать новые рабочие места.  

Параллельно администрацией была предложена широкомасштабная реформа здравоохранения, ставящая в свою основу, как и в других сферах, человеческий капитал. К заслуге Плана Обамы можно отнести наблюдаемую сегодня сланцевую революцию, произошедшую во многом благодаря инвестициям в так называемую "новую энергетику". Включив свои предвыборные обещания в план по спасению экономики, Президент добился главного – постепенного возвращения доверия избирателей и инвесторов. Это был психологический компонент, на котором строился весь финансовый кризис. 

21 июля 2010 г. Конгресс подписал закон Додда – Фрэнка "О реформе финансового сектора и защите потребителя"⁹. Создатели закона попытались оградить реальную экономику и социальный сектор от кризисных явлений в финансовой отрасли, чтобы обезопасить деньги налогоплательщиков. По замыслу разработчиков, обанкротившиеся компании следовало ликвидировать за счёт акционеров и кредиторов. Ранее в законодательстве предусматривалась только ликвидация коммерческих банков, тогда как небанковские компании типа Эйай-джи или "Леман бразерс" либо спасались государством, либо были обречены на банкротство. 

До кризиса поддержанием финансовой стабильности государства занимались различные надзорные органы, для каждого из которых была предусмотрена своя сфера влияния. План Обамы и последующие законопроекты, полностью изменили это правило, превратив надзор и поддержание финансового порядка в комплексную меру. Соответственно развернулась борьба за передел полномочий между финансовыми регуляторами. Результатом этого противостояния стало усиление роли Федеральной резервной системы США [Кулакова В.К.(б), 2015]. Теперь она должна была регулировать не только самые крупные банковские холдинговые компании, но и небанковские (т.е. инвестиционные, страховые и прочие признанные системно значимыми), находящиеся в основе экономики. 

Сам закон Додда – Фрэнка послужил примером экстерриториального применения, поскольку распространялся также на деятельность американских компаний в других странах [Кулакова В.К.(а), 2015: 35–47]. Таким образом, благодаря кризису, законодатели закрепили главенствующую роль американского финансового регулятора за рубежом. 

Глава Федеральной резервной системы Б. Бернанке непосредственно влиял на ключевые политические решения во время кризиса. Благодаря ему ФРС заняла уникальную по финансовым полномочиям роль в мире. Возможно, личные качества Бернанке повлияли на решения Конгресса, и он одобрил ряд основополагающих законопроектов, которые помогли США выйти из рецессии. 

Родившийся в ортодоксальной еврейской семье, Бернанке посвятил свою жизнь обучению, достижению выдающихся результатов по каждому интересующему его предмету. Он окончил Гарвард и Массачусетский технологический институт, получил степень по экономике и преподавал в ведущих американских вузах, стал автором ряда трудов по макроэкономике и монетарной политике. Спустя 20 лет, перешёл на государственную службу, занимал должность председателя Совета управляющих Федеральной резервной системы США с 2006 по 2014 гг. Как Полсон и Гайтнер, глава ФРС характеризовался современниками человеком с противоречивым характером. С одной стороны, ему был присущ научный склад ума, выдающиеся способности, дар убеждения и опыт. С другой стороны, Б. Бернанке всегда славился своим большим самомнением, ставшим предметом шуток в американском политическом сообществе.

Осенью 2008 г. Б. Бернанке активно выступил в поддержку Плана Полсона. Этот шаг подвергся жесткой критике правых республиканцев и левых демократов¹⁰. Они обвиняли Бернанке в предательстве республиканских взглядов, в оказании слишком большой государственной поддержки банкам. Кроме того, звучали мнения, что подобная помощь лишь усилит инфляцию, а ФРС, которая до этого не справилась с регуляцией банков, не сможет и впоследствии эффективно им помочь. 

После переизбрания в 2014 г. Б. Обама выбирал из трёх основных кандидатов на пост главы ФРС: Б. Бернанке, Л. Саммерса и Дж. Йелен. Он остановился на третьей кандидатуре, вероятно благодаря умеренным взглядам Йелен. Кандидаты-мужчины потерпели поражение, именно в силу своих радикальных позиций: Бернанке стал прочно ассоциироваться у граждан с выкупом "жирных котов" с Уолл-стрит, а Саммерс декларировал ещё большее вмешательство государства в экономику. Обама, как и в случае с Гайтнером, не мог позволить себе поддержать человека, вызывающего столь негативную реакцию общества, и предпочёл дистанцироваться от Бернанке. 

Как часто бывает в американской политической жизни, финансовый кризис показал, насколько хрупким может быть равновесие, и насколько необходимо придерживаться системы "сдержек и противовесов". Три ключевые фигуры – Генри Полсон, Тимоти Гайтнер, Бен Бернанке – обрели власть, не свойственную финансовым регуляторам в США. В то же время, реакция электората и самих банков на чрезмерное усиление государства подала импульс вновь сменившейся исполнительной власти, и, несмотря на все свои заслуги перед обществом, три величайших личности времен финансово-экономического кризиса постепенно ушли с политической арены. 

События на финансовых рынках 2008 г. по своей силе и масштабу часто сравниваются с периодом "Великой депрессии" 1930-х годов. Эрозия этических стандартов повлекла за собой кризис доверия, и, как следствие, финансовый спад. Среди экономических ошибок, более других повлиявших на его развитие: разрушение системы выдачи и обеспечения безопасности жилищных займов, распространение внебиржевых деривативов, недобросовестная политика кредитно-рейтинговых агентств. 

Проблемы финансового сектора глобального уровня, потеря ликвидности институтами, которые ранее считались стабильными, сильнейшее обесценивание активов, и значительный рост волатильности на рынках ценных бумаг – все это бросило вызов неоклассической финансовой теории. Фактор личности, как правило, усиливающий свое значение в кризисные периоды, повлиял на изменение расстановки сил в правящих кругах США. Он не только напрямую оказал влияние на динамику и ход событий во время выработки и имплементации мер по спасению американской экономики, но запустил механизм политизации экономической жизни Соединенных Штатов на внутригосударственном и внешнеполитическом уровнях. Как никогда прежде была возвышена роль ФРС, расширены полномочия финансовых регуляторов. Политизация поста министра финансов привела к росту влияния самого министерства. Г. Полсон начал этот процесс, поставив одним из условий своего вступления в должность доступ к Дж. У. Бушу на одном уровне с традиционно приоритетными американскими ведомствами, а Т. Гайтнер, в свою очередь, получил чрезвычайные полномочия из-за нежелания Б. Обамы ассоциировать себя с планом спасения в самом начале своей президентской карьеры.

В борьбе за передел государственных полномочий, "серым кардиналом" обеспечения преемственности политики от Полсона к Гайтнеру, от республиканского президента к демократическому, стал Б. Бернанке. Оставаясь в тени, он все время был в гуще событий: выступал на слушаниях в Конгрессе, проводил консультации, работал с сенаторами и директорами крупнейших банков. При этом, не освещая свои действия на публике, Бернанке удалось на время избежать участи Полсона и Гайтнера, и добиться главного – усиления полномочий ФРС США как внутри страны, так и за ее пределами.

Эту линию сегодня поддерживает и продвигает 45-й Президент Соединенных Штатов, Д. Трамп. Благодаря новым назначениям, поддерживается характерный тренд на превращение экономики в инструмент политического влияния, особенно выпукло проявляющийся ввиду усиливающегося санкционного давления США на Россию. Когда министром финансов становится бывший выходец с Уолл-стрит (С. Мнучин проработал в Goldman Sachs 17 лет), а главой ФРС назначен человек, не имеющий степени по экономике (Дж. Пауэлл – юрист), вероятно, внутри Соединенных Штатов стоит ожидать демонтаж сдерживающих мер, установленных после преодоления кризиса 2008-2011 гг. А во внешней политике – еще больший отход от сотрудничества с союзниками на равных, и возложение на них финансовой ответственности за содержание дорогостоящих программ, в частности в сфере безопасности, в сочетании с подчинительным характером совместных экономических инициатив, и распространением экстерриториальной нормативной базы. И даже в случае если новые назначенцы проявят экономическое "благоразумие" или попадут под влияние несогласных с Трампом конгрессменов и групп влияния, тяга Президента к подчинению, вероятно, перевесит здравый смыл, и скорее С. Мнучин и Дж. Пауэлл будут заменены на более лояльных претендентов, чем Трамп пойдет на уступки. 

Кроме того, приверженность Трампа идеям, высказанным им в период предвыборной гонки, о необходимости демонтировать международные договоры, мешающие США развиваться, заменив их двусторонними, также нашло выражение, прежде всего в назначении известного американского экономиста Питера Наварро на специально учрежденную для него должность главы Совета по торговле в администрации Президента. Наварро славится не только своей критикой американской политики в отношении Китая, что весьма симптоматично, но и является системным оппозиционером таких соглашений, как НАФТА и ТТП. Учёный из Колумбийского университета начал продвигать экстремально антикитайские взгляды с середины 2000-х годов и в своих публикациях на эту тему использовал язык с характерной военной окраской. Это очень импонировало Трампу. В среде учёных и экспертов, Наварро приобрёл репутацию "политизировавшегося экономиста", который предал идеалы науки и объективного суждения, чтобы больше отвечать требованиям сегодняшнего дня – запросам Президента.

Аналогичным назначением стал Уилбур Росс – новый министр торговли США, бывший предприниматель, работавший с Трампом с 1990-х гг., замешанный в скандале о финансовых манипуляциях, обвиняемый в косвенной связи с российскими компаниями, попавшими под санкции. Оба экономиста отвечают поставленной Трампом предвыборной задаче – реструктуризировать американскую экономику, воплотить идею "Buy America, Hire America", которая направлена на стимулирование роста числа рабочих мест в отраслях, где традиционно ущемлён американский рабочий и велик риск потерять свое место. 

На фоне усиливающейся конфронтации России и США в Сирии, передела рынка полезных ископаемых в Европе и на Ближнем Востоке, перманентно возникающей Северокорейской угрозы, экономические войны с Китаем, на ограничение которого направлены все последние финансовые шаги Соединённых Штатов, станет серьёзным испытанием для концепции американского глобального лидерства, а также, для идеи американской исключительности. Способна ли будет в этот раз система сдержек и противовесов обеспечить отпор контрпродуктивным действиям Президента США, или истеблишмент будет наблюдать со стороны за демонтажем миропорядка после 1991 г., остается открытым вопросом.